Добавить новость
Заценки пользователя bolatbol
Еще в одна тысяча девятьсот лохматом году меня назвали Болатбеком, о чем есть запись в книге ЗАГСа. Тогда собаки приветствовали меня лаем "Гав-гав" и "Тяф-тяф". Но тогда было советское время. В связи с приобретением независимости я переименовал свое имя в более гордое "Болатбол", о чем есть публикация в газете "СПИД-инфо". Но собаки продолжают гавкать по-старому. В связи с чем я хочу выразить гневный протест и обязать их хозяев обучить их казахскому языку. Поэтому прошу акимат ТуркО произвести перепись владельцев собак и наложить штрафы из-за не разговаривающих по-человечески собак.
Еще в одна тысяча девятьсот лохматом году меня назвали Болатбеком, о чем есть запись в книге ЗАГСа. Тогда собаки приветствовали меня лаем "Гав-гав" и "Тяф-тяф". Но тогда было советское время. В связи с приобретением независимости я переименовал свое имя в более гордое "Болатбол", о чем есть публикация в газете "СПИД-инфо". Но собаки продолжают гавкать по-старому. В связи с чем я хочу выразить гневный протест и обязать их хозяев обучить их казахскому языку. Поэтому прошу акимат ТуркО произвести перепись владельцев собак и наложить штрафы из-за не разговаривающих по-человечески собак.
Еще в одна тысяча девятьсот лохматом году меня назвали Болатбеком, о чем есть запись в книге ЗАГСа. Тогда собаки приветствовали меня лаем "Гав-гав" и "Тяф-тяф". Но тогда было советское время. В связи с приобретением независимости я переименовал свое имя в более гордое "Болатбол", о чем есть публикация в газете "СПИД-инфо". Но собаки продолжают гавкать по-старому. В связи с чем я хочу выразить гневный протест и обязать их хозяев обучить их казахскому языку. Поэтому прошу акимат ТуркО произвести перепись владельцев собак и наложить штрафы из-за не разговаривающих по-человечески собак.
Еще в одна тысяча девятьсот лохматом году меня назвали Болатбеком, о чем есть запись в книге ЗАГСа. Тогда собаки приветствовали меня лаем "Гав-гав" и "Тяф-тяф". Но тогда было советское время. В связи с приобретением независимости я переименовал свое имя в более гордое "Болатбол", о чем есть публикация в газете "СПИД-инфо". Но собаки продолжают гавкать по-старому. В связи с чем я хочу выразить гневный протест и обязать их хозяев обучить их казахскому языку. Поэтому прошу акимат ТуркО произвести перепись владельцев собак и наложить штрафы из-за не разговаривающих по-человечески собак.
Есть тут инженеры-электрики? По моему, мощность генератора при таком размере лопастей будет недостаточна для энергообеспечения дома. Утюг он уже не потянет, как и пылесос, стиралку, кондиционер и обогреватель. Необходимы аккумуляторы, собирающие энергию при минимальном потреблении, автоматический переключатель на внешний источник при повышенном потреблении. И 60 рублей, которые дед платит электросетям, говорит или об очень экономном потреблении, или о воровстве с накидыванием проводов до счетчика, или об обмане тупой журналистки продвинутым деревенским челом.
В детстве мне приходилось слышать, как казахи смеялись над узбеками: «Ах вы, сарты широкополые, камыш издалека носите, чтобы крыши покрыть, при встрече лебезите, а за спиной друг друга браните, каждого куста пугаетесь, трещите без умолку, за что и прозвали-то вас сарт-сурт».
При встрече с ногаями тоже смеялись и ругали их: «Ногай верблюда боится, верхом на коне устает, пешком идет — отдыхает; и беглые, и солдаты, и торговцы - из ногаев. Не ногаем, а нокаем бы следовало вас называть».
«Рыжеголовый урус, этому стоит завидеть аул, как скачет к нему сломя голову, позволяет себе все, что на ум взбредет, требует «узун-кулака» показать, верит всему, что ни скажут»,— говорили они о русских.
«Бог мой!— думал я тогда с гордостью,— Оказывается, не найти на свете народа достойнее и благороднее казаха!» Радовали и веселили ли меня эти разговоры.
Теперь вижу — нет такого растения, которое бы не вырастил сарт, нет такого края, где бы не побывал торговец сарт, нет такой вещи, которую бы он не смастерил. Живут миряне в ладу, вражды не ищут. Пока не было русских купцов, сарты доставляли казахам одежду для живых и саван для умерших, скупали гуртами скот, который отец с сыном между собой поделить не могли. Теперь, при русских, сарты раньше других переняли новшества. И знатные баи, и грамотные муллы, и мастерство, и роскошь, и учтивость — все есть у сартов.
Смотрю на ногаев, они могут быть хорошими солдатами, стойко переносят нужду, смиренно встречают смерть, берегут школы, чтут религию, умеют трудиться и наживать богатства, наряжаться и веселиться.
Мы же, казахи, батрачим на их баев за жалкое пропитание. Нашего бая они гонят из своего дома: «Эй, казах, не для того настлан пол, чтобы ты его грязными сапогами топтал».
Сила их в том, что неустанно учатся они ремеслу, трудятся, а не проводят время в унизительных раздорах между собой.
О просвещенных и знатных русских и речи нет. Мы - не ровня и их прислуге.
Куда сгинули наши былые восторги? Где наш радостный смех?
При встрече с ногаями тоже смеялись и ругали их: «Ногай верблюда боится, верхом на коне устает, пешком идет — отдыхает; и беглые, и солдаты, и торговцы - из ногаев. Не ногаем, а нокаем бы следовало вас называть».
«Рыжеголовый урус, этому стоит завидеть аул, как скачет к нему сломя голову, позволяет себе все, что на ум взбредет, требует «узун-кулака» показать, верит всему, что ни скажут»,— говорили они о русских.
«Бог мой!— думал я тогда с гордостью,— Оказывается, не найти на свете народа достойнее и благороднее казаха!» Радовали и веселили ли меня эти разговоры.
Теперь вижу — нет такого растения, которое бы не вырастил сарт, нет такого края, где бы не побывал торговец сарт, нет такой вещи, которую бы он не смастерил. Живут миряне в ладу, вражды не ищут. Пока не было русских купцов, сарты доставляли казахам одежду для живых и саван для умерших, скупали гуртами скот, который отец с сыном между собой поделить не могли. Теперь, при русских, сарты раньше других переняли новшества. И знатные баи, и грамотные муллы, и мастерство, и роскошь, и учтивость — все есть у сартов.
Смотрю на ногаев, они могут быть хорошими солдатами, стойко переносят нужду, смиренно встречают смерть, берегут школы, чтут религию, умеют трудиться и наживать богатства, наряжаться и веселиться.
Мы же, казахи, батрачим на их баев за жалкое пропитание. Нашего бая они гонят из своего дома: «Эй, казах, не для того настлан пол, чтобы ты его грязными сапогами топтал».
Сила их в том, что неустанно учатся они ремеслу, трудятся, а не проводят время в унизительных раздорах между собой.
О просвещенных и знатных русских и речи нет. Мы - не ровня и их прислуге.
Куда сгинули наши былые восторги? Где наш радостный смех?
В детстве мне приходилось слышать, как казахи смеялись над узбеками: «Ах вы, сарты широкополые, камыш издалека носите, чтобы крыши покрыть, при встрече лебезите, а за спиной друг друга браните, каждого куста пугаетесь, трещите без умолку, за что и прозвали-то вас сарт-сурт».
При встрече с ногаями тоже смеялись и ругали их: «Ногай верблюда боится, верхом на коне устает, пешком идет — отдыхает; и беглые, и солдаты, и торговцы - из ногаев. Не ногаем, а нокаем бы следовало вас называть».
«Рыжеголовый урус, этому стоит завидеть аул, как скачет к нему сломя голову, позволяет себе все, что на ум взбредет, требует «узун-кулака» показать, верит всему, что ни скажут»,— говорили они о русских.
«Бог мой!— думал я тогда с гордостью,— Оказывается, не найти на свете народа достойнее и благороднее казаха!» Радовали и веселили ли меня эти разговоры.
Теперь вижу — нет такого растения, которое бы не вырастил сарт, нет такого края, где бы не побывал торговец сарт, нет такой вещи, которую бы он не смастерил. Живут миряне в ладу, вражды не ищут. Пока не было русских купцов, сарты доставляли казахам одежду для живых и саван для умерших, скупали гуртами скот, который отец с сыном между собой поделить не могли. Теперь, при русских, сарты раньше других переняли новшества. И знатные баи, и грамотные муллы, и мастерство, и роскошь, и учтивость — все есть у сартов.
Смотрю на ногаев, они могут быть хорошими солдатами, стойко переносят нужду, смиренно встречают смерть, берегут школы, чтут религию, умеют трудиться и наживать богатства, наряжаться и веселиться.
Мы же, казахи, батрачим на их баев за жалкое пропитание. Нашего бая они гонят из своего дома: «Эй, казах, не для того настлан пол, чтобы ты его грязными сапогами топтал».
Сила их в том, что неустанно учатся они ремеслу, трудятся, а не проводят время в унизительных раздорах между собой.
О просвещенных и знатных русских и речи нет. Мы - не ровня и их прислуге.
Куда сгинули наши былые восторги? Где наш радостный смех?
При встрече с ногаями тоже смеялись и ругали их: «Ногай верблюда боится, верхом на коне устает, пешком идет — отдыхает; и беглые, и солдаты, и торговцы - из ногаев. Не ногаем, а нокаем бы следовало вас называть».
«Рыжеголовый урус, этому стоит завидеть аул, как скачет к нему сломя голову, позволяет себе все, что на ум взбредет, требует «узун-кулака» показать, верит всему, что ни скажут»,— говорили они о русских.
«Бог мой!— думал я тогда с гордостью,— Оказывается, не найти на свете народа достойнее и благороднее казаха!» Радовали и веселили ли меня эти разговоры.
Теперь вижу — нет такого растения, которое бы не вырастил сарт, нет такого края, где бы не побывал торговец сарт, нет такой вещи, которую бы он не смастерил. Живут миряне в ладу, вражды не ищут. Пока не было русских купцов, сарты доставляли казахам одежду для живых и саван для умерших, скупали гуртами скот, который отец с сыном между собой поделить не могли. Теперь, при русских, сарты раньше других переняли новшества. И знатные баи, и грамотные муллы, и мастерство, и роскошь, и учтивость — все есть у сартов.
Смотрю на ногаев, они могут быть хорошими солдатами, стойко переносят нужду, смиренно встречают смерть, берегут школы, чтут религию, умеют трудиться и наживать богатства, наряжаться и веселиться.
Мы же, казахи, батрачим на их баев за жалкое пропитание. Нашего бая они гонят из своего дома: «Эй, казах, не для того настлан пол, чтобы ты его грязными сапогами топтал».
Сила их в том, что неустанно учатся они ремеслу, трудятся, а не проводят время в унизительных раздорах между собой.
О просвещенных и знатных русских и речи нет. Мы - не ровня и их прислуге.
Куда сгинули наши былые восторги? Где наш радостный смех?
В детстве мне приходилось слышать, как казахи смеялись над узбеками: «Ах вы, сарты широкополые, камыш издалека носите, чтобы крыши покрыть, при встрече лебезите, а за спиной друг друга браните, каждого куста пугаетесь, трещите без умолку, за что и прозвали-то вас сарт-сурт».
При встрече с ногаями тоже смеялись и ругали их: «Ногай верблюда боится, верхом на коне устает, пешком идет — отдыхает; и беглые, и солдаты, и торговцы - из ногаев. Не ногаем, а нокаем бы следовало вас называть».
«Рыжеголовый урус, этому стоит завидеть аул, как скачет к нему сломя голову, позволяет себе все, что на ум взбредет, требует «узун-кулака» показать, верит всему, что ни скажут»,— говорили они о русских.
«Бог мой!— думал я тогда с гордостью,— Оказывается, не найти на свете народа достойнее и благороднее казаха!» Радовали и веселили ли меня эти разговоры.
Теперь вижу — нет такого растения, которое бы не вырастил сарт, нет такого края, где бы не побывал торговец сарт, нет такой вещи, которую бы он не смастерил. Живут миряне в ладу, вражды не ищут. Пока не было русских купцов, сарты доставляли казахам одежду для живых и саван для умерших, скупали гуртами скот, который отец с сыном между собой поделить не могли. Теперь, при русских, сарты раньше других переняли новшества. И знатные баи, и грамотные муллы, и мастерство, и роскошь, и учтивость — все есть у сартов.
Смотрю на ногаев, они могут быть хорошими солдатами, стойко переносят нужду, смиренно встречают смерть, берегут школы, чтут религию, умеют трудиться и наживать богатства, наряжаться и веселиться.
Мы же, казахи, батрачим на их баев за жалкое пропитание. Нашего бая они гонят из своего дома: «Эй, казах, не для того настлан пол, чтобы ты его грязными сапогами топтал».
Сила их в том, что неустанно учатся они ремеслу, трудятся, а не проводят время в унизительных раздорах между собой.
О просвещенных и знатных русских и речи нет. Мы - не ровня и их прислуге.
Куда сгинули наши былые восторги? Где наш радостный смех?
При встрече с ногаями тоже смеялись и ругали их: «Ногай верблюда боится, верхом на коне устает, пешком идет — отдыхает; и беглые, и солдаты, и торговцы - из ногаев. Не ногаем, а нокаем бы следовало вас называть».
«Рыжеголовый урус, этому стоит завидеть аул, как скачет к нему сломя голову, позволяет себе все, что на ум взбредет, требует «узун-кулака» показать, верит всему, что ни скажут»,— говорили они о русских.
«Бог мой!— думал я тогда с гордостью,— Оказывается, не найти на свете народа достойнее и благороднее казаха!» Радовали и веселили ли меня эти разговоры.
Теперь вижу — нет такого растения, которое бы не вырастил сарт, нет такого края, где бы не побывал торговец сарт, нет такой вещи, которую бы он не смастерил. Живут миряне в ладу, вражды не ищут. Пока не было русских купцов, сарты доставляли казахам одежду для живых и саван для умерших, скупали гуртами скот, который отец с сыном между собой поделить не могли. Теперь, при русских, сарты раньше других переняли новшества. И знатные баи, и грамотные муллы, и мастерство, и роскошь, и учтивость — все есть у сартов.
Смотрю на ногаев, они могут быть хорошими солдатами, стойко переносят нужду, смиренно встречают смерть, берегут школы, чтут религию, умеют трудиться и наживать богатства, наряжаться и веселиться.
Мы же, казахи, батрачим на их баев за жалкое пропитание. Нашего бая они гонят из своего дома: «Эй, казах, не для того настлан пол, чтобы ты его грязными сапогами топтал».
Сила их в том, что неустанно учатся они ремеслу, трудятся, а не проводят время в унизительных раздорах между собой.
О просвещенных и знатных русских и речи нет. Мы - не ровня и их прислуге.
Куда сгинули наши былые восторги? Где наш радостный смех?
В детстве мне приходилось слышать, как казахи смеялись над узбеками: «Ах вы, сарты широкополые, камыш издалека носите, чтобы крыши покрыть, при встрече лебезите, а за спиной друг друга браните, каждого куста пугаетесь, трещите без умолку, за что и прозвали-то вас сарт-сурт».
При встрече с ногаями тоже смеялись и ругали их: «Ногай верблюда боится, верхом на коне устает, пешком идет — отдыхает; и беглые, и солдаты, и торговцы - из ногаев. Не ногаем, а нокаем бы следовало вас называть».
«Рыжеголовый урус, этому стоит завидеть аул, как скачет к нему сломя голову, позволяет себе все, что на ум взбредет, требует «узун-кулака» показать, верит всему, что ни скажут»,— говорили они о русских.
«Бог мой!— думал я тогда с гордостью,— Оказывается, не найти на свете народа достойнее и благороднее казаха!» Радовали и веселили ли меня эти разговоры.
Теперь вижу — нет такого растения, которое бы не вырастил сарт, нет такого края, где бы не побывал торговец сарт, нет такой вещи, которую бы он не смастерил. Живут миряне в ладу, вражды не ищут. Пока не было русских купцов, сарты доставляли казахам одежду для живых и саван для умерших, скупали гуртами скот, который отец с сыном между собой поделить не могли. Теперь, при русских, сарты раньше других переняли новшества. И знатные баи, и грамотные муллы, и мастерство, и роскошь, и учтивость — все есть у сартов.
Смотрю на ногаев, они могут быть хорошими солдатами, стойко переносят нужду, смиренно встречают смерть, берегут школы, чтут религию, умеют трудиться и наживать богатства, наряжаться и веселиться.
Мы же, казахи, батрачим на их баев за жалкое пропитание. Нашего бая они гонят из своего дома: «Эй, казах, не для того настлан пол, чтобы ты его грязными сапогами топтал».
Сила их в том, что неустанно учатся они ремеслу, трудятся, а не проводят время в унизительных раздорах между собой.
О просвещенных и знатных русских и речи нет. Мы - не ровня и их прислуге.
Куда сгинули наши былые восторги? Где наш радостный смех?
При встрече с ногаями тоже смеялись и ругали их: «Ногай верблюда боится, верхом на коне устает, пешком идет — отдыхает; и беглые, и солдаты, и торговцы - из ногаев. Не ногаем, а нокаем бы следовало вас называть».
«Рыжеголовый урус, этому стоит завидеть аул, как скачет к нему сломя голову, позволяет себе все, что на ум взбредет, требует «узун-кулака» показать, верит всему, что ни скажут»,— говорили они о русских.
«Бог мой!— думал я тогда с гордостью,— Оказывается, не найти на свете народа достойнее и благороднее казаха!» Радовали и веселили ли меня эти разговоры.
Теперь вижу — нет такого растения, которое бы не вырастил сарт, нет такого края, где бы не побывал торговец сарт, нет такой вещи, которую бы он не смастерил. Живут миряне в ладу, вражды не ищут. Пока не было русских купцов, сарты доставляли казахам одежду для живых и саван для умерших, скупали гуртами скот, который отец с сыном между собой поделить не могли. Теперь, при русских, сарты раньше других переняли новшества. И знатные баи, и грамотные муллы, и мастерство, и роскошь, и учтивость — все есть у сартов.
Смотрю на ногаев, они могут быть хорошими солдатами, стойко переносят нужду, смиренно встречают смерть, берегут школы, чтут религию, умеют трудиться и наживать богатства, наряжаться и веселиться.
Мы же, казахи, батрачим на их баев за жалкое пропитание. Нашего бая они гонят из своего дома: «Эй, казах, не для того настлан пол, чтобы ты его грязными сапогами топтал».
Сила их в том, что неустанно учатся они ремеслу, трудятся, а не проводят время в унизительных раздорах между собой.
О просвещенных и знатных русских и речи нет. Мы - не ровня и их прислуге.
Куда сгинули наши былые восторги? Где наш радостный смех?
В детстве мне приходилось слышать, как казахи смеялись над узбеками: «Ах вы, сарты широкополые, камыш издалека носите, чтобы крыши покрыть, при встрече лебезите, а за спиной друг друга браните, каждого куста пугаетесь, трещите без умолку, за что и прозвали-то вас сарт-сурт».
При встрече с ногаями тоже смеялись и ругали их: «Ногай верблюда боится, верхом на коне устает, пешком идет — отдыхает; и беглые, и солдаты, и торговцы - из ногаев. Не ногаем, а нокаем бы следовало вас называть».
«Рыжеголовый урус, этому стоит завидеть аул, как скачет к нему сломя голову, позволяет себе все, что на ум взбредет, требует «узун-кулака» показать, верит всему, что ни скажут»,— говорили они о русских.
«Бог мой!— думал я тогда с гордостью,— Оказывается, не найти на свете народа достойнее и благороднее казаха!» Радовали и веселили ли меня эти разговоры.
Теперь вижу — нет такого растения, которое бы не вырастил сарт, нет такого края, где бы не побывал торговец сарт, нет такой вещи, которую бы он не смастерил. Живут миряне в ладу, вражды не ищут. Пока не было русских купцов, сарты доставляли казахам одежду для живых и саван для умерших, скупали гуртами скот, который отец с сыном между собой поделить не могли. Теперь, при русских, сарты раньше других переняли новшества. И знатные баи, и грамотные муллы, и мастерство, и роскошь, и учтивость — все есть у сартов.
Смотрю на ногаев, они могут быть хорошими солдатами, стойко переносят нужду, смиренно встречают смерть, берегут школы, чтут религию, умеют трудиться и наживать богатства, наряжаться и веселиться.
Мы же, казахи, батрачим на их баев за жалкое пропитание. Нашего бая они гонят из своего дома: «Эй, казах, не для того настлан пол, чтобы ты его грязными сапогами топтал».
Сила их в том, что неустанно учатся они ремеслу, трудятся, а не проводят время в унизительных раздорах между собой.
О просвещенных и знатных русских и речи нет. Мы - не ровня и их прислуге.
Куда сгинули наши былые восторги? Где наш радостный смех?
При встрече с ногаями тоже смеялись и ругали их: «Ногай верблюда боится, верхом на коне устает, пешком идет — отдыхает; и беглые, и солдаты, и торговцы - из ногаев. Не ногаем, а нокаем бы следовало вас называть».
«Рыжеголовый урус, этому стоит завидеть аул, как скачет к нему сломя голову, позволяет себе все, что на ум взбредет, требует «узун-кулака» показать, верит всему, что ни скажут»,— говорили они о русских.
«Бог мой!— думал я тогда с гордостью,— Оказывается, не найти на свете народа достойнее и благороднее казаха!» Радовали и веселили ли меня эти разговоры.
Теперь вижу — нет такого растения, которое бы не вырастил сарт, нет такого края, где бы не побывал торговец сарт, нет такой вещи, которую бы он не смастерил. Живут миряне в ладу, вражды не ищут. Пока не было русских купцов, сарты доставляли казахам одежду для живых и саван для умерших, скупали гуртами скот, который отец с сыном между собой поделить не могли. Теперь, при русских, сарты раньше других переняли новшества. И знатные баи, и грамотные муллы, и мастерство, и роскошь, и учтивость — все есть у сартов.
Смотрю на ногаев, они могут быть хорошими солдатами, стойко переносят нужду, смиренно встречают смерть, берегут школы, чтут религию, умеют трудиться и наживать богатства, наряжаться и веселиться.
Мы же, казахи, батрачим на их баев за жалкое пропитание. Нашего бая они гонят из своего дома: «Эй, казах, не для того настлан пол, чтобы ты его грязными сапогами топтал».
Сила их в том, что неустанно учатся они ремеслу, трудятся, а не проводят время в унизительных раздорах между собой.
О просвещенных и знатных русских и речи нет. Мы - не ровня и их прислуге.
Куда сгинули наши былые восторги? Где наш радостный смех?
В детстве мне приходилось слышать, как казахи смеялись над узбеками: «Ах вы, сарты широкополые, камыш издалека носите, чтобы крыши покрыть, при встрече лебезите, а за спиной друг друга браните, каждого куста пугаетесь, трещите без умолку, за что и прозвали-то вас сарт-сурт».
При встрече с ногаями тоже смеялись и ругали их: «Ногай верблюда боится, верхом на коне устает, пешком идет — отдыхает; и беглые, и солдаты, и торговцы - из ногаев. Не ногаем, а нокаем бы следовало вас называть».
«Рыжеголовый урус, этому стоит завидеть аул, как скачет к нему сломя голову, позволяет себе все, что на ум взбредет, требует «узун-кулака» показать, верит всему, что ни скажут»,— говорили они о русских.
«Бог мой!— думал я тогда с гордостью,— Оказывается, не найти на свете народа достойнее и благороднее казаха!» Радовали и веселили ли меня эти разговоры.
Теперь вижу — нет такого растения, которое бы не вырастил сарт, нет такого края, где бы не побывал торговец сарт, нет такой вещи, которую бы он не смастерил. Живут миряне в ладу, вражды не ищут. Пока не было русских купцов, сарты доставляли казахам одежду для живых и саван для умерших, скупали гуртами скот, который отец с сыном между собой поделить не могли. Теперь, при русских, сарты раньше других переняли новшества. И знатные баи, и грамотные муллы, и мастерство, и роскошь, и учтивость — все есть у сартов.
Смотрю на ногаев, они могут быть хорошими солдатами, стойко переносят нужду, смиренно встречают смерть, берегут школы, чтут религию, умеют трудиться и наживать богатства, наряжаться и веселиться.
Мы же, казахи, батрачим на их баев за жалкое пропитание. Нашего бая они гонят из своего дома: «Эй, казах, не для того настлан пол, чтобы ты его грязными сапогами топтал».
Сила их в том, что неустанно учатся они ремеслу, трудятся, а не проводят время в унизительных раздорах между собой.
О просвещенных и знатных русских и речи нет. Мы - не ровня и их прислуге.
Куда сгинули наши былые восторги? Где наш радостный смех?
При встрече с ногаями тоже смеялись и ругали их: «Ногай верблюда боится, верхом на коне устает, пешком идет — отдыхает; и беглые, и солдаты, и торговцы - из ногаев. Не ногаем, а нокаем бы следовало вас называть».
«Рыжеголовый урус, этому стоит завидеть аул, как скачет к нему сломя голову, позволяет себе все, что на ум взбредет, требует «узун-кулака» показать, верит всему, что ни скажут»,— говорили они о русских.
«Бог мой!— думал я тогда с гордостью,— Оказывается, не найти на свете народа достойнее и благороднее казаха!» Радовали и веселили ли меня эти разговоры.
Теперь вижу — нет такого растения, которое бы не вырастил сарт, нет такого края, где бы не побывал торговец сарт, нет такой вещи, которую бы он не смастерил. Живут миряне в ладу, вражды не ищут. Пока не было русских купцов, сарты доставляли казахам одежду для живых и саван для умерших, скупали гуртами скот, который отец с сыном между собой поделить не могли. Теперь, при русских, сарты раньше других переняли новшества. И знатные баи, и грамотные муллы, и мастерство, и роскошь, и учтивость — все есть у сартов.
Смотрю на ногаев, они могут быть хорошими солдатами, стойко переносят нужду, смиренно встречают смерть, берегут школы, чтут религию, умеют трудиться и наживать богатства, наряжаться и веселиться.
Мы же, казахи, батрачим на их баев за жалкое пропитание. Нашего бая они гонят из своего дома: «Эй, казах, не для того настлан пол, чтобы ты его грязными сапогами топтал».
Сила их в том, что неустанно учатся они ремеслу, трудятся, а не проводят время в унизительных раздорах между собой.
О просвещенных и знатных русских и речи нет. Мы - не ровня и их прислуге.
Куда сгинули наши былые восторги? Где наш радостный смех?
В детстве мне приходилось слышать, как казахи смеялись над узбеками: «Ах вы, сарты широкополые, камыш издалека носите, чтобы крыши покрыть, при встрече лебезите, а за спиной друг друга браните, каждого куста пугаетесь, трещите без умолку, за что и прозвали-то вас сарт-сурт».
При встрече с ногаями тоже смеялись и ругали их: «Ногай верблюда боится, верхом на коне устает, пешком идет — отдыхает; и беглые, и солдаты, и торговцы - из ногаев. Не ногаем, а нокаем бы следовало вас называть».
«Рыжеголовый урус, этому стоит завидеть аул, как скачет к нему сломя голову, позволяет себе все, что на ум взбредет, требует «узун-кулака» показать, верит всему, что ни скажут»,— говорили они о русских.
«Бог мой!— думал я тогда с гордостью,— Оказывается, не найти на свете народа достойнее и благороднее казаха!» Радовали и веселили ли меня эти разговоры.
Теперь вижу — нет такого растения, которое бы не вырастил сарт, нет такого края, где бы не побывал торговец сарт, нет такой вещи, которую бы он не смастерил. Живут миряне в ладу, вражды не ищут. Пока не было русских купцов, сарты доставляли казахам одежду для живых и саван для умерших, скупали гуртами скот, который отец с сыном между собой поделить не могли. Теперь, при русских, сарты раньше других переняли новшества. И знатные баи, и грамотные муллы, и мастерство, и роскошь, и учтивость — все есть у сартов.
Смотрю на ногаев, они могут быть хорошими солдатами, стойко переносят нужду, смиренно встречают смерть, берегут школы, чтут религию, умеют трудиться и наживать богатства, наряжаться и веселиться.
Мы же, казахи, батрачим на их баев за жалкое пропитание. Нашего бая они гонят из своего дома: «Эй, казах, не для того настлан пол, чтобы ты его грязными сапогами топтал».
Сила их в том, что неустанно учатся они ремеслу, трудятся, а не проводят время в унизительных раздорах между собой.
О просвещенных и знатных русских и речи нет. Мы - не ровня и их прислуге.
Куда сгинули наши былые восторги? Где наш радостный смех?
При встрече с ногаями тоже смеялись и ругали их: «Ногай верблюда боится, верхом на коне устает, пешком идет — отдыхает; и беглые, и солдаты, и торговцы - из ногаев. Не ногаем, а нокаем бы следовало вас называть».
«Рыжеголовый урус, этому стоит завидеть аул, как скачет к нему сломя голову, позволяет себе все, что на ум взбредет, требует «узун-кулака» показать, верит всему, что ни скажут»,— говорили они о русских.
«Бог мой!— думал я тогда с гордостью,— Оказывается, не найти на свете народа достойнее и благороднее казаха!» Радовали и веселили ли меня эти разговоры.
Теперь вижу — нет такого растения, которое бы не вырастил сарт, нет такого края, где бы не побывал торговец сарт, нет такой вещи, которую бы он не смастерил. Живут миряне в ладу, вражды не ищут. Пока не было русских купцов, сарты доставляли казахам одежду для живых и саван для умерших, скупали гуртами скот, который отец с сыном между собой поделить не могли. Теперь, при русских, сарты раньше других переняли новшества. И знатные баи, и грамотные муллы, и мастерство, и роскошь, и учтивость — все есть у сартов.
Смотрю на ногаев, они могут быть хорошими солдатами, стойко переносят нужду, смиренно встречают смерть, берегут школы, чтут религию, умеют трудиться и наживать богатства, наряжаться и веселиться.
Мы же, казахи, батрачим на их баев за жалкое пропитание. Нашего бая они гонят из своего дома: «Эй, казах, не для того настлан пол, чтобы ты его грязными сапогами топтал».
Сила их в том, что неустанно учатся они ремеслу, трудятся, а не проводят время в унизительных раздорах между собой.
О просвещенных и знатных русских и речи нет. Мы - не ровня и их прислуге.
Куда сгинули наши былые восторги? Где наш радостный смех?
В детстве мне приходилось слышать, как казахи смеялись над узбеками: «Ах вы, сарты широкополые, камыш издалека носите, чтобы крыши покрыть, при встрече лебезите, а за спиной друг друга браните, каждого куста пугаетесь, трещите без умолку, за что и прозвали-то вас сарт-сурт».
При встрече с ногаями тоже смеялись и ругали их: «Ногай верблюда боится, верхом на коне устает, пешком идет — отдыхает; и беглые, и солдаты, и торговцы - из ногаев. Не ногаем, а нокаем бы следовало вас называть».
«Рыжеголовый урус, этому стоит завидеть аул, как скачет к нему сломя голову, позволяет себе все, что на ум взбредет, требует «узун-кулака» показать, верит всему, что ни скажут»,— говорили они о русских.
«Бог мой!— думал я тогда с гордостью,— Оказывается, не найти на свете народа достойнее и благороднее казаха!» Радовали и веселили ли меня эти разговоры.
Теперь вижу — нет такого растения, которое бы не вырастил сарт, нет такого края, где бы не побывал торговец сарт, нет такой вещи, которую бы он не смастерил. Живут миряне в ладу, вражды не ищут. Пока не было русских купцов, сарты доставляли казахам одежду для живых и саван для умерших, скупали гуртами скот, который отец с сыном между собой поделить не могли. Теперь, при русских, сарты раньше других переняли новшества. И знатные баи, и грамотные муллы, и мастерство, и роскошь, и учтивость — все есть у сартов.
Смотрю на ногаев, они могут быть хорошими солдатами, стойко переносят нужду, смиренно встречают смерть, берегут школы, чтут религию, умеют трудиться и наживать богатства, наряжаться и веселиться.
Мы же, казахи, батрачим на их баев за жалкое пропитание. Нашего бая они гонят из своего дома: «Эй, казах, не для того настлан пол, чтобы ты его грязными сапогами топтал».
Сила их в том, что неустанно учатся они ремеслу, трудятся, а не проводят время в унизительных раздорах между собой.
О просвещенных и знатных русских и речи нет. Мы - не ровня и их прислуге.
Куда сгинули наши былые восторги? Где наш радостный смех?
При встрече с ногаями тоже смеялись и ругали их: «Ногай верблюда боится, верхом на коне устает, пешком идет — отдыхает; и беглые, и солдаты, и торговцы - из ногаев. Не ногаем, а нокаем бы следовало вас называть».
«Рыжеголовый урус, этому стоит завидеть аул, как скачет к нему сломя голову, позволяет себе все, что на ум взбредет, требует «узун-кулака» показать, верит всему, что ни скажут»,— говорили они о русских.
«Бог мой!— думал я тогда с гордостью,— Оказывается, не найти на свете народа достойнее и благороднее казаха!» Радовали и веселили ли меня эти разговоры.
Теперь вижу — нет такого растения, которое бы не вырастил сарт, нет такого края, где бы не побывал торговец сарт, нет такой вещи, которую бы он не смастерил. Живут миряне в ладу, вражды не ищут. Пока не было русских купцов, сарты доставляли казахам одежду для живых и саван для умерших, скупали гуртами скот, который отец с сыном между собой поделить не могли. Теперь, при русских, сарты раньше других переняли новшества. И знатные баи, и грамотные муллы, и мастерство, и роскошь, и учтивость — все есть у сартов.
Смотрю на ногаев, они могут быть хорошими солдатами, стойко переносят нужду, смиренно встречают смерть, берегут школы, чтут религию, умеют трудиться и наживать богатства, наряжаться и веселиться.
Мы же, казахи, батрачим на их баев за жалкое пропитание. Нашего бая они гонят из своего дома: «Эй, казах, не для того настлан пол, чтобы ты его грязными сапогами топтал».
Сила их в том, что неустанно учатся они ремеслу, трудятся, а не проводят время в унизительных раздорах между собой.
О просвещенных и знатных русских и речи нет. Мы - не ровня и их прислуге.
Куда сгинули наши былые восторги? Где наш радостный смех?
В детстве мне приходилось слышать, как казахи смеялись над узбеками: «Ах вы, сарты широкополые, камыш издалека носите, чтобы крыши покрыть, при встрече лебезите, а за спиной друг друга браните, каждого куста пугаетесь, трещите без умолку, за что и прозвали-то вас сарт-сурт».
При встрече с ногаями тоже смеялись и ругали их: «Ногай верблюда боится, верхом на коне устает, пешком идет — отдыхает; и беглые, и солдаты, и торговцы - из ногаев. Не ногаем, а нокаем бы следовало вас называть».
«Рыжеголовый урус, этому стоит завидеть аул, как скачет к нему сломя голову, позволяет себе все, что на ум взбредет, требует «узун-кулака» показать, верит всему, что ни скажут»,— говорили они о русских.
«Бог мой!— думал я тогда с гордостью,— Оказывается, не найти на свете народа достойнее и благороднее казаха!» Радовали и веселили ли меня эти разговоры.
Теперь вижу — нет такого растения, которое бы не вырастил сарт, нет такого края, где бы не побывал торговец сарт, нет такой вещи, которую бы он не смастерил. Живут миряне в ладу, вражды не ищут. Пока не было русских купцов, сарты доставляли казахам одежду для живых и саван для умерших, скупали гуртами скот, который отец с сыном между собой поделить не могли. Теперь, при русских, сарты раньше других переняли новшества. И знатные баи, и грамотные муллы, и мастерство, и роскошь, и учтивость — все есть у сартов.
Смотрю на ногаев, они могут быть хорошими солдатами, стойко переносят нужду, смиренно встречают смерть, берегут школы, чтут религию, умеют трудиться и наживать богатства, наряжаться и веселиться.
Мы же, казахи, батрачим на их баев за жалкое пропитание. Нашего бая они гонят из своего дома: «Эй, казах, не для того настлан пол, чтобы ты его грязными сапогами топтал».
Сила их в том, что неустанно учатся они ремеслу, трудятся, а не проводят время в унизительных раздорах между собой.
О просвещенных и знатных русских и речи нет. Мы - не ровня и их прислуге.
Куда сгинули наши былые восторги? Где наш радостный смех?
При встрече с ногаями тоже смеялись и ругали их: «Ногай верблюда боится, верхом на коне устает, пешком идет — отдыхает; и беглые, и солдаты, и торговцы - из ногаев. Не ногаем, а нокаем бы следовало вас называть».
«Рыжеголовый урус, этому стоит завидеть аул, как скачет к нему сломя голову, позволяет себе все, что на ум взбредет, требует «узун-кулака» показать, верит всему, что ни скажут»,— говорили они о русских.
«Бог мой!— думал я тогда с гордостью,— Оказывается, не найти на свете народа достойнее и благороднее казаха!» Радовали и веселили ли меня эти разговоры.
Теперь вижу — нет такого растения, которое бы не вырастил сарт, нет такого края, где бы не побывал торговец сарт, нет такой вещи, которую бы он не смастерил. Живут миряне в ладу, вражды не ищут. Пока не было русских купцов, сарты доставляли казахам одежду для живых и саван для умерших, скупали гуртами скот, который отец с сыном между собой поделить не могли. Теперь, при русских, сарты раньше других переняли новшества. И знатные баи, и грамотные муллы, и мастерство, и роскошь, и учтивость — все есть у сартов.
Смотрю на ногаев, они могут быть хорошими солдатами, стойко переносят нужду, смиренно встречают смерть, берегут школы, чтут религию, умеют трудиться и наживать богатства, наряжаться и веселиться.
Мы же, казахи, батрачим на их баев за жалкое пропитание. Нашего бая они гонят из своего дома: «Эй, казах, не для того настлан пол, чтобы ты его грязными сапогами топтал».
Сила их в том, что неустанно учатся они ремеслу, трудятся, а не проводят время в унизительных раздорах между собой.
О просвещенных и знатных русских и речи нет. Мы - не ровня и их прислуге.
Куда сгинули наши былые восторги? Где наш радостный смех?
В детстве мне приходилось слышать, как казахи смеялись над узбеками: «Ах вы, сарты широкополые, камыш издалека носите, чтобы крыши покрыть, при встрече лебезите, а за спиной друг друга браните, каждого куста пугаетесь, трещите без умолку, за что и прозвали-то вас сарт-сурт».
При встрече с ногаями тоже смеялись и ругали их: «Ногай верблюда боится, верхом на коне устает, пешком идет — отдыхает; и беглые, и солдаты, и торговцы - из ногаев. Не ногаем, а нокаем бы следовало вас называть».
«Рыжеголовый урус, этому стоит завидеть аул, как скачет к нему сломя голову, позволяет себе все, что на ум взбредет, требует «узун-кулака» показать, верит всему, что ни скажут»,— говорили они о русских.
«Бог мой!— думал я тогда с гордостью,— Оказывается, не найти на свете народа достойнее и благороднее казаха!» Радовали и веселили ли меня эти разговоры.
Теперь вижу — нет такого растения, которое бы не вырастил сарт, нет такого края, где бы не побывал торговец сарт, нет такой вещи, которую бы он не смастерил. Живут миряне в ладу, вражды не ищут. Пока не было русских купцов, сарты доставляли казахам одежду для живых и саван для умерших, скупали гуртами скот, который отец с сыном между собой поделить не могли. Теперь, при русских, сарты раньше других переняли новшества. И знатные баи, и грамотные муллы, и мастерство, и роскошь, и учтивость — все есть у сартов.
Смотрю на ногаев, они могут быть хорошими солдатами, стойко переносят нужду, смиренно встречают смерть, берегут школы, чтут религию, умеют трудиться и наживать богатства, наряжаться и веселиться.
Мы же, казахи, батрачим на их баев за жалкое пропитание. Нашего бая они гонят из своего дома: «Эй, казах, не для того настлан пол, чтобы ты его грязными сапогами топтал».
Сила их в том, что неустанно учатся они ремеслу, трудятся, а не проводят время в унизительных раздорах между собой.
О просвещенных и знатных русских и речи нет. Мы - не ровня и их прислуге.
Куда сгинули наши былые восторги? Где наш радостный смех?
При встрече с ногаями тоже смеялись и ругали их: «Ногай верблюда боится, верхом на коне устает, пешком идет — отдыхает; и беглые, и солдаты, и торговцы - из ногаев. Не ногаем, а нокаем бы следовало вас называть».
«Рыжеголовый урус, этому стоит завидеть аул, как скачет к нему сломя голову, позволяет себе все, что на ум взбредет, требует «узун-кулака» показать, верит всему, что ни скажут»,— говорили они о русских.
«Бог мой!— думал я тогда с гордостью,— Оказывается, не найти на свете народа достойнее и благороднее казаха!» Радовали и веселили ли меня эти разговоры.
Теперь вижу — нет такого растения, которое бы не вырастил сарт, нет такого края, где бы не побывал торговец сарт, нет такой вещи, которую бы он не смастерил. Живут миряне в ладу, вражды не ищут. Пока не было русских купцов, сарты доставляли казахам одежду для живых и саван для умерших, скупали гуртами скот, который отец с сыном между собой поделить не могли. Теперь, при русских, сарты раньше других переняли новшества. И знатные баи, и грамотные муллы, и мастерство, и роскошь, и учтивость — все есть у сартов.
Смотрю на ногаев, они могут быть хорошими солдатами, стойко переносят нужду, смиренно встречают смерть, берегут школы, чтут религию, умеют трудиться и наживать богатства, наряжаться и веселиться.
Мы же, казахи, батрачим на их баев за жалкое пропитание. Нашего бая они гонят из своего дома: «Эй, казах, не для того настлан пол, чтобы ты его грязными сапогами топтал».
Сила их в том, что неустанно учатся они ремеслу, трудятся, а не проводят время в унизительных раздорах между собой.
О просвещенных и знатных русских и речи нет. Мы - не ровня и их прислуге.
Куда сгинули наши былые восторги? Где наш радостный смех?
В детстве мне приходилось слышать, как казахи смеялись над узбеками: «Ах вы, сарты широкополые, камыш издалека носите, чтобы крыши покрыть, при встрече лебезите, а за спиной друг друга браните, каждого куста пугаетесь, трещите без умолку, за что и прозвали-то вас сарт-сурт».
При встрече с ногаями тоже смеялись и ругали их: «Ногай верблюда боится, верхом на коне устает, пешком идет — отдыхает; и беглые, и солдаты, и торговцы - из ногаев. Не ногаем, а нокаем бы следовало вас называть».
«Рыжеголовый урус, этому стоит завидеть аул, как скачет к нему сломя голову, позволяет себе все, что на ум взбредет, требует «узун-кулака» показать, верит всему, что ни скажут»,— говорили они о русских.
«Бог мой!— думал я тогда с гордостью,— Оказывается, не найти на свете народа достойнее и благороднее казаха!» Радовали и веселили ли меня эти разговоры.
Теперь вижу — нет такого растения, которое бы не вырастил сарт, нет такого края, где бы не побывал торговец сарт, нет такой вещи, которую бы он не смастерил. Живут миряне в ладу, вражды не ищут. Пока не было русских купцов, сарты доставляли казахам одежду для живых и саван для умерших, скупали гуртами скот, который отец с сыном между собой поделить не могли. Теперь, при русских, сарты раньше других переняли новшества. И знатные баи, и грамотные муллы, и мастерство, и роскошь, и учтивость — все есть у сартов.
Смотрю на ногаев, они могут быть хорошими солдатами, стойко переносят нужду, смиренно встречают смерть, берегут школы, чтут религию, умеют трудиться и наживать богатства, наряжаться и веселиться.
Мы же, казахи, батрачим на их баев за жалкое пропитание. Нашего бая они гонят из своего дома: «Эй, казах, не для того настлан пол, чтобы ты его грязными сапогами топтал».
Сила их в том, что неустанно учатся они ремеслу, трудятся, а не проводят время в унизительных раздорах между собой.
О просвещенных и знатных русских и речи нет. Мы - не ровня и их прислуге.
Куда сгинули наши былые восторги? Где наш радостный смех?
При встрече с ногаями тоже смеялись и ругали их: «Ногай верблюда боится, верхом на коне устает, пешком идет — отдыхает; и беглые, и солдаты, и торговцы - из ногаев. Не ногаем, а нокаем бы следовало вас называть».
«Рыжеголовый урус, этому стоит завидеть аул, как скачет к нему сломя голову, позволяет себе все, что на ум взбредет, требует «узун-кулака» показать, верит всему, что ни скажут»,— говорили они о русских.
«Бог мой!— думал я тогда с гордостью,— Оказывается, не найти на свете народа достойнее и благороднее казаха!» Радовали и веселили ли меня эти разговоры.
Теперь вижу — нет такого растения, которое бы не вырастил сарт, нет такого края, где бы не побывал торговец сарт, нет такой вещи, которую бы он не смастерил. Живут миряне в ладу, вражды не ищут. Пока не было русских купцов, сарты доставляли казахам одежду для живых и саван для умерших, скупали гуртами скот, который отец с сыном между собой поделить не могли. Теперь, при русских, сарты раньше других переняли новшества. И знатные баи, и грамотные муллы, и мастерство, и роскошь, и учтивость — все есть у сартов.
Смотрю на ногаев, они могут быть хорошими солдатами, стойко переносят нужду, смиренно встречают смерть, берегут школы, чтут религию, умеют трудиться и наживать богатства, наряжаться и веселиться.
Мы же, казахи, батрачим на их баев за жалкое пропитание. Нашего бая они гонят из своего дома: «Эй, казах, не для того настлан пол, чтобы ты его грязными сапогами топтал».
Сила их в том, что неустанно учатся они ремеслу, трудятся, а не проводят время в унизительных раздорах между собой.
О просвещенных и знатных русских и речи нет. Мы - не ровня и их прислуге.
Куда сгинули наши былые восторги? Где наш радостный смех?
В детстве мне приходилось слышать, как казахи смеялись над узбеками: «Ах вы, сарты широкополые, камыш издалека носите, чтобы крыши покрыть, при встрече лебезите, а за спиной друг друга браните, каждого куста пугаетесь, трещите без умолку, за что и прозвали-то вас сарт-сурт».
При встрече с ногаями тоже смеялись и ругали их: «Ногай верблюда боится, верхом на коне устает, пешком идет — отдыхает; и беглые, и солдаты, и торговцы - из ногаев. Не ногаем, а нокаем бы следовало вас называть».
«Рыжеголовый урус, этому стоит завидеть аул, как скачет к нему сломя голову, позволяет себе все, что на ум взбредет, требует «узун-кулака» показать, верит всему, что ни скажут»,— говорили они о русских.
«Бог мой!— думал я тогда с гордостью,— Оказывается, не найти на свете народа достойнее и благороднее казаха!» Радовали и веселили ли меня эти разговоры.
Теперь вижу — нет такого растения, которое бы не вырастил сарт, нет такого края, где бы не побывал торговец сарт, нет такой вещи, которую бы он не смастерил. Живут миряне в ладу, вражды не ищут. Пока не было русских купцов, сарты доставляли казахам одежду для живых и саван для умерших, скупали гуртами скот, который отец с сыном между собой поделить не могли. Теперь, при русских, сарты раньше других переняли новшества. И знатные баи, и грамотные муллы, и мастерство, и роскошь, и учтивость — все есть у сартов.
Смотрю на ногаев, они могут быть хорошими солдатами, стойко переносят нужду, смиренно встречают смерть, берегут школы, чтут религию, умеют трудиться и наживать богатства, наряжаться и веселиться.
Мы же, казахи, батрачим на их баев за жалкое пропитание. Нашего бая они гонят из своего дома: «Эй, казах, не для того настлан пол, чтобы ты его грязными сапогами топтал».
Сила их в том, что неустанно учатся они ремеслу, трудятся, а не проводят время в унизительных раздорах между собой.
О просвещенных и знатных русских и речи нет. Мы - не ровня и их прислуге.
Куда сгинули наши былые восторги? Где наш радостный смех?
При встрече с ногаями тоже смеялись и ругали их: «Ногай верблюда боится, верхом на коне устает, пешком идет — отдыхает; и беглые, и солдаты, и торговцы - из ногаев. Не ногаем, а нокаем бы следовало вас называть».
«Рыжеголовый урус, этому стоит завидеть аул, как скачет к нему сломя голову, позволяет себе все, что на ум взбредет, требует «узун-кулака» показать, верит всему, что ни скажут»,— говорили они о русских.
«Бог мой!— думал я тогда с гордостью,— Оказывается, не найти на свете народа достойнее и благороднее казаха!» Радовали и веселили ли меня эти разговоры.
Теперь вижу — нет такого растения, которое бы не вырастил сарт, нет такого края, где бы не побывал торговец сарт, нет такой вещи, которую бы он не смастерил. Живут миряне в ладу, вражды не ищут. Пока не было русских купцов, сарты доставляли казахам одежду для живых и саван для умерших, скупали гуртами скот, который отец с сыном между собой поделить не могли. Теперь, при русских, сарты раньше других переняли новшества. И знатные баи, и грамотные муллы, и мастерство, и роскошь, и учтивость — все есть у сартов.
Смотрю на ногаев, они могут быть хорошими солдатами, стойко переносят нужду, смиренно встречают смерть, берегут школы, чтут религию, умеют трудиться и наживать богатства, наряжаться и веселиться.
Мы же, казахи, батрачим на их баев за жалкое пропитание. Нашего бая они гонят из своего дома: «Эй, казах, не для того настлан пол, чтобы ты его грязными сапогами топтал».
Сила их в том, что неустанно учатся они ремеслу, трудятся, а не проводят время в унизительных раздорах между собой.
О просвещенных и знатных русских и речи нет. Мы - не ровня и их прислуге.
Куда сгинули наши былые восторги? Где наш радостный смех?
В детстве мне приходилось слышать, как казахи смеялись над узбеками: «Ах вы, сарты широкополые, камыш издалека носите, чтобы крыши покрыть, при встрече лебезите, а за спиной друг друга браните, каждого куста пугаетесь, трещите без умолку, за что и прозвали-то вас сарт-сурт».
При встрече с ногаями тоже смеялись и ругали их: «Ногай верблюда боится, верхом на коне устает, пешком идет — отдыхает; и беглые, и солдаты, и торговцы - из ногаев. Не ногаем, а нокаем бы следовало вас называть».
«Рыжеголовый урус, этому стоит завидеть аул, как скачет к нему сломя голову, позволяет себе все, что на ум взбредет, требует «узун-кулака» показать, верит всему, что ни скажут»,— говорили они о русских.
«Бог мой!— думал я тогда с гордостью,— Оказывается, не найти на свете народа достойнее и благороднее казаха!» Радовали и веселили ли меня эти разговоры.
Теперь вижу — нет такого растения, которое бы не вырастил сарт, нет такого края, где бы не побывал торговец сарт, нет такой вещи, которую бы он не смастерил. Живут миряне в ладу, вражды не ищут. Пока не было русских купцов, сарты доставляли казахам одежду для живых и саван для умерших, скупали гуртами скот, который отец с сыном между собой поделить не могли. Теперь, при русских, сарты раньше других переняли новшества. И знатные баи, и грамотные муллы, и мастерство, и роскошь, и учтивость — все есть у сартов.
Смотрю на ногаев, они могут быть хорошими солдатами, стойко переносят нужду, смиренно встречают смерть, берегут школы, чтут религию, умеют трудиться и наживать богатства, наряжаться и веселиться.
Мы же, казахи, батрачим на их баев за жалкое пропитание. Нашего бая они гонят из своего дома: «Эй, казах, не для того настлан пол, чтобы ты его грязными сапогами топтал».
Сила их в том, что неустанно учатся они ремеслу, трудятся, а не проводят время в унизительных раздорах между собой.
О просвещенных и знатных русских и речи нет. Мы - не ровня и их прислуге.
Куда сгинули наши былые восторги? Где наш радостный смех?
При встрече с ногаями тоже смеялись и ругали их: «Ногай верблюда боится, верхом на коне устает, пешком идет — отдыхает; и беглые, и солдаты, и торговцы - из ногаев. Не ногаем, а нокаем бы следовало вас называть».
«Рыжеголовый урус, этому стоит завидеть аул, как скачет к нему сломя голову, позволяет себе все, что на ум взбредет, требует «узун-кулака» показать, верит всему, что ни скажут»,— говорили они о русских.
«Бог мой!— думал я тогда с гордостью,— Оказывается, не найти на свете народа достойнее и благороднее казаха!» Радовали и веселили ли меня эти разговоры.
Теперь вижу — нет такого растения, которое бы не вырастил сарт, нет такого края, где бы не побывал торговец сарт, нет такой вещи, которую бы он не смастерил. Живут миряне в ладу, вражды не ищут. Пока не было русских купцов, сарты доставляли казахам одежду для живых и саван для умерших, скупали гуртами скот, который отец с сыном между собой поделить не могли. Теперь, при русских, сарты раньше других переняли новшества. И знатные баи, и грамотные муллы, и мастерство, и роскошь, и учтивость — все есть у сартов.
Смотрю на ногаев, они могут быть хорошими солдатами, стойко переносят нужду, смиренно встречают смерть, берегут школы, чтут религию, умеют трудиться и наживать богатства, наряжаться и веселиться.
Мы же, казахи, батрачим на их баев за жалкое пропитание. Нашего бая они гонят из своего дома: «Эй, казах, не для того настлан пол, чтобы ты его грязными сапогами топтал».
Сила их в том, что неустанно учатся они ремеслу, трудятся, а не проводят время в унизительных раздорах между собой.
О просвещенных и знатных русских и речи нет. Мы - не ровня и их прислуге.
Куда сгинули наши былые восторги? Где наш радостный смех?
В детстве мне приходилось слышать, как казахи смеялись над узбеками: «Ах вы, сарты широкополые, камыш издалека носите, чтобы крыши покрыть, при встрече лебезите, а за спиной друг друга браните, каждого куста пугаетесь, трещите без умолку, за что и прозвали-то вас сарт-сурт».
При встрече с ногаями тоже смеялись и ругали их: «Ногай верблюда боится, верхом на коне устает, пешком идет — отдыхает; и беглые, и солдаты, и торговцы - из ногаев. Не ногаем, а нокаем бы следовало вас называть».
«Рыжеголовый урус, этому стоит завидеть аул, как скачет к нему сломя голову, позволяет себе все, что на ум взбредет, требует «узун-кулака» показать, верит всему, что ни скажут»,— говорили они о русских.
«Бог мой!— думал я тогда с гордостью,— Оказывается, не найти на свете народа достойнее и благороднее казаха!» Радовали и веселили ли меня эти разговоры.
Теперь вижу — нет такого растения, которое бы не вырастил сарт, нет такого края, где бы не побывал торговец сарт, нет такой вещи, которую бы он не смастерил. Живут миряне в ладу, вражды не ищут. Пока не было русских купцов, сарты доставляли казахам одежду для живых и саван для умерших, скупали гуртами скот, который отец с сыном между собой поделить не могли. Теперь, при русских, сарты раньше других переняли новшества. И знатные баи, и грамотные муллы, и мастерство, и роскошь, и учтивость — все есть у сартов.
Смотрю на ногаев, они могут быть хорошими солдатами, стойко переносят нужду, смиренно встречают смерть, берегут школы, чтут религию, умеют трудиться и наживать богатства, наряжаться и веселиться.
Мы же, казахи, батрачим на их баев за жалкое пропитание. Нашего бая они гонят из своего дома: «Эй, казах, не для того настлан пол, чтобы ты его грязными сапогами топтал».
Сила их в том, что неустанно учатся они ремеслу, трудятся, а не проводят время в унизительных раздорах между собой.
О просвещенных и знатных русских и речи нет. Мы - не ровня и их прислуге.
Куда сгинули наши былые восторги? Где наш радостный смех?
При встрече с ногаями тоже смеялись и ругали их: «Ногай верблюда боится, верхом на коне устает, пешком идет — отдыхает; и беглые, и солдаты, и торговцы - из ногаев. Не ногаем, а нокаем бы следовало вас называть».
«Рыжеголовый урус, этому стоит завидеть аул, как скачет к нему сломя голову, позволяет себе все, что на ум взбредет, требует «узун-кулака» показать, верит всему, что ни скажут»,— говорили они о русских.
«Бог мой!— думал я тогда с гордостью,— Оказывается, не найти на свете народа достойнее и благороднее казаха!» Радовали и веселили ли меня эти разговоры.
Теперь вижу — нет такого растения, которое бы не вырастил сарт, нет такого края, где бы не побывал торговец сарт, нет такой вещи, которую бы он не смастерил. Живут миряне в ладу, вражды не ищут. Пока не было русских купцов, сарты доставляли казахам одежду для живых и саван для умерших, скупали гуртами скот, который отец с сыном между собой поделить не могли. Теперь, при русских, сарты раньше других переняли новшества. И знатные баи, и грамотные муллы, и мастерство, и роскошь, и учтивость — все есть у сартов.
Смотрю на ногаев, они могут быть хорошими солдатами, стойко переносят нужду, смиренно встречают смерть, берегут школы, чтут религию, умеют трудиться и наживать богатства, наряжаться и веселиться.
Мы же, казахи, батрачим на их баев за жалкое пропитание. Нашего бая они гонят из своего дома: «Эй, казах, не для того настлан пол, чтобы ты его грязными сапогами топтал».
Сила их в том, что неустанно учатся они ремеслу, трудятся, а не проводят время в унизительных раздорах между собой.
О просвещенных и знатных русских и речи нет. Мы - не ровня и их прислуге.
Куда сгинули наши былые восторги? Где наш радостный смех?
В детстве мне приходилось слышать, как казахи смеялись над узбеками: «Ах вы, сарты широкополые, камыш издалека носите, чтобы крыши покрыть, при встрече лебезите, а за спиной друг друга браните, каждого куста пугаетесь, трещите без умолку, за что и прозвали-то вас сарт-сурт».
При встрече с ногаями тоже смеялись и ругали их: «Ногай верблюда боится, верхом на коне устает, пешком идет — отдыхает; и беглые, и солдаты, и торговцы - из ногаев. Не ногаем, а нокаем бы следовало вас называть».
«Рыжеголовый урус, этому стоит завидеть аул, как скачет к нему сломя голову, позволяет себе все, что на ум взбредет, требует «узун-кулака» показать, верит всему, что ни скажут»,— говорили они о русских.
«Бог мой!— думал я тогда с гордостью,— Оказывается, не найти на свете народа достойнее и благороднее казаха!» Радовали и веселили ли меня эти разговоры.
Теперь вижу — нет такого растения, которое бы не вырастил сарт, нет такого края, где бы не побывал торговец сарт, нет такой вещи, которую бы он не смастерил. Живут миряне в ладу, вражды не ищут. Пока не было русских купцов, сарты доставляли казахам одежду для живых и саван для умерших, скупали гуртами скот, который отец с сыном между собой поделить не могли. Теперь, при русских, сарты раньше других переняли новшества. И знатные баи, и грамотные муллы, и мастерство, и роскошь, и учтивость — все есть у сартов.
Смотрю на ногаев, они могут быть хорошими солдатами, стойко переносят нужду, смиренно встречают смерть, берегут школы, чтут религию, умеют трудиться и наживать богатства, наряжаться и веселиться.
Мы же, казахи, батрачим на их баев за жалкое пропитание. Нашего бая они гонят из своего дома: «Эй, казах, не для того настлан пол, чтобы ты его грязными сапогами топтал».
Сила их в том, что неустанно учатся они ремеслу, трудятся, а не проводят время в унизительных раздорах между собой.
О просвещенных и знатных русских и речи нет. Мы - не ровня и их прислуге.
Куда сгинули наши былые восторги? Где наш радостный смех?
При встрече с ногаями тоже смеялись и ругали их: «Ногай верблюда боится, верхом на коне устает, пешком идет — отдыхает; и беглые, и солдаты, и торговцы - из ногаев. Не ногаем, а нокаем бы следовало вас называть».
«Рыжеголовый урус, этому стоит завидеть аул, как скачет к нему сломя голову, позволяет себе все, что на ум взбредет, требует «узун-кулака» показать, верит всему, что ни скажут»,— говорили они о русских.
«Бог мой!— думал я тогда с гордостью,— Оказывается, не найти на свете народа достойнее и благороднее казаха!» Радовали и веселили ли меня эти разговоры.
Теперь вижу — нет такого растения, которое бы не вырастил сарт, нет такого края, где бы не побывал торговец сарт, нет такой вещи, которую бы он не смастерил. Живут миряне в ладу, вражды не ищут. Пока не было русских купцов, сарты доставляли казахам одежду для живых и саван для умерших, скупали гуртами скот, который отец с сыном между собой поделить не могли. Теперь, при русских, сарты раньше других переняли новшества. И знатные баи, и грамотные муллы, и мастерство, и роскошь, и учтивость — все есть у сартов.
Смотрю на ногаев, они могут быть хорошими солдатами, стойко переносят нужду, смиренно встречают смерть, берегут школы, чтут религию, умеют трудиться и наживать богатства, наряжаться и веселиться.
Мы же, казахи, батрачим на их баев за жалкое пропитание. Нашего бая они гонят из своего дома: «Эй, казах, не для того настлан пол, чтобы ты его грязными сапогами топтал».
Сила их в том, что неустанно учатся они ремеслу, трудятся, а не проводят время в унизительных раздорах между собой.
О просвещенных и знатных русских и речи нет. Мы - не ровня и их прислуге.
Куда сгинули наши былые восторги? Где наш радостный смех?
В детстве мне приходилось слышать, как казахи смеялись над узбеками: «Ах вы, сарты широкополые, камыш издалека носите, чтобы крыши покрыть, при встрече лебезите, а за спиной друг друга браните, каждого куста пугаетесь, трещите без умолку, за что и прозвали-то вас сарт-сурт».
При встрече с ногаями тоже смеялись и ругали их: «Ногай верблюда боится, верхом на коне устает, пешком идет — отдыхает; и беглые, и солдаты, и торговцы - из ногаев. Не ногаем, а нокаем бы следовало вас называть».
«Рыжеголовый урус, этому стоит завидеть аул, как скачет к нему сломя голову, позволяет себе все, что на ум взбредет, требует «узун-кулака» показать, верит всему, что ни скажут»,— говорили они о русских.
«Бог мой!— думал я тогда с гордостью,— Оказывается, не найти на свете народа достойнее и благороднее казаха!» Радовали и веселили ли меня эти разговоры.
Теперь вижу — нет такого растения, которое бы не вырастил сарт, нет такого края, где бы не побывал торговец сарт, нет такой вещи, которую бы он не смастерил. Живут миряне в ладу, вражды не ищут. Пока не было русских купцов, сарты доставляли казахам одежду для живых и саван для умерших, скупали гуртами скот, который отец с сыном между собой поделить не могли. Теперь, при русских, сарты раньше других переняли новшества. И знатные баи, и грамотные муллы, и мастерство, и роскошь, и учтивость — все есть у сартов.
Смотрю на ногаев, они могут быть хорошими солдатами, стойко переносят нужду, смиренно встречают смерть, берегут школы, чтут религию, умеют трудиться и наживать богатства, наряжаться и веселиться.
Мы же, казахи, батрачим на их баев за жалкое пропитание. Нашего бая они гонят из своего дома: «Эй, казах, не для того настлан пол, чтобы ты его грязными сапогами топтал».
Сила их в том, что неустанно учатся они ремеслу, трудятся, а не проводят время в унизительных раздорах между собой.
О просвещенных и знатных русских и речи нет. Мы - не ровня и их прислуге.
Куда сгинули наши былые восторги? Где наш радостный смех?
При встрече с ногаями тоже смеялись и ругали их: «Ногай верблюда боится, верхом на коне устает, пешком идет — отдыхает; и беглые, и солдаты, и торговцы - из ногаев. Не ногаем, а нокаем бы следовало вас называть».
«Рыжеголовый урус, этому стоит завидеть аул, как скачет к нему сломя голову, позволяет себе все, что на ум взбредет, требует «узун-кулака» показать, верит всему, что ни скажут»,— говорили они о русских.
«Бог мой!— думал я тогда с гордостью,— Оказывается, не найти на свете народа достойнее и благороднее казаха!» Радовали и веселили ли меня эти разговоры.
Теперь вижу — нет такого растения, которое бы не вырастил сарт, нет такого края, где бы не побывал торговец сарт, нет такой вещи, которую бы он не смастерил. Живут миряне в ладу, вражды не ищут. Пока не было русских купцов, сарты доставляли казахам одежду для живых и саван для умерших, скупали гуртами скот, который отец с сыном между собой поделить не могли. Теперь, при русских, сарты раньше других переняли новшества. И знатные баи, и грамотные муллы, и мастерство, и роскошь, и учтивость — все есть у сартов.
Смотрю на ногаев, они могут быть хорошими солдатами, стойко переносят нужду, смиренно встречают смерть, берегут школы, чтут религию, умеют трудиться и наживать богатства, наряжаться и веселиться.
Мы же, казахи, батрачим на их баев за жалкое пропитание. Нашего бая они гонят из своего дома: «Эй, казах, не для того настлан пол, чтобы ты его грязными сапогами топтал».
Сила их в том, что неустанно учатся они ремеслу, трудятся, а не проводят время в унизительных раздорах между собой.
О просвещенных и знатных русских и речи нет. Мы - не ровня и их прислуге.
Куда сгинули наши былые восторги? Где наш радостный смех?
В детстве мне приходилось слышать, как казахи смеялись над узбеками: «Ах вы, сарты широкополые, камыш издалека носите, чтобы крыши покрыть, при встрече лебезите, а за спиной друг друга браните, каждого куста пугаетесь, трещите без умолку, за что и прозвали-то вас сарт-сурт».
При встрече с ногаями тоже смеялись и ругали их: «Ногай верблюда боится, верхом на коне устает, пешком идет — отдыхает; и беглые, и солдаты, и торговцы - из ногаев. Не ногаем, а нокаем бы следовало вас называть».
«Рыжеголовый урус, этому стоит завидеть аул, как скачет к нему сломя голову, позволяет себе все, что на ум взбредет, требует «узун-кулака» показать, верит всему, что ни скажут»,— говорили они о русских.
«Бог мой!— думал я тогда с гордостью,— Оказывается, не найти на свете народа достойнее и благороднее казаха!» Радовали и веселили ли меня эти разговоры.
Теперь вижу — нет такого растения, которое бы не вырастил сарт, нет такого края, где бы не побывал торговец сарт, нет такой вещи, которую бы он не смастерил. Живут миряне в ладу, вражды не ищут. Пока не было русских купцов, сарты доставляли казахам одежду для живых и саван для умерших, скупали гуртами скот, который отец с сыном между собой поделить не могли. Теперь, при русских, сарты раньше других переняли новшества. И знатные баи, и грамотные муллы, и мастерство, и роскошь, и учтивость — все есть у сартов.
Смотрю на ногаев, они могут быть хорошими солдатами, стойко переносят нужду, смиренно встречают смерть, берегут школы, чтут религию, умеют трудиться и наживать богатства, наряжаться и веселиться.
Мы же, казахи, батрачим на их баев за жалкое пропитание. Нашего бая они гонят из своего дома: «Эй, казах, не для того настлан пол, чтобы ты его грязными сапогами топтал».
Сила их в том, что неустанно учатся они ремеслу, трудятся, а не проводят время в унизительных раздорах между собой.
О просвещенных и знатных русских и речи нет. Мы - не ровня и их прислуге.
Куда сгинули наши былые восторги? Где наш радостный смех?
При встрече с ногаями тоже смеялись и ругали их: «Ногай верблюда боится, верхом на коне устает, пешком идет — отдыхает; и беглые, и солдаты, и торговцы - из ногаев. Не ногаем, а нокаем бы следовало вас называть».
«Рыжеголовый урус, этому стоит завидеть аул, как скачет к нему сломя голову, позволяет себе все, что на ум взбредет, требует «узун-кулака» показать, верит всему, что ни скажут»,— говорили они о русских.
«Бог мой!— думал я тогда с гордостью,— Оказывается, не найти на свете народа достойнее и благороднее казаха!» Радовали и веселили ли меня эти разговоры.
Теперь вижу — нет такого растения, которое бы не вырастил сарт, нет такого края, где бы не побывал торговец сарт, нет такой вещи, которую бы он не смастерил. Живут миряне в ладу, вражды не ищут. Пока не было русских купцов, сарты доставляли казахам одежду для живых и саван для умерших, скупали гуртами скот, который отец с сыном между собой поделить не могли. Теперь, при русских, сарты раньше других переняли новшества. И знатные баи, и грамотные муллы, и мастерство, и роскошь, и учтивость — все есть у сартов.
Смотрю на ногаев, они могут быть хорошими солдатами, стойко переносят нужду, смиренно встречают смерть, берегут школы, чтут религию, умеют трудиться и наживать богатства, наряжаться и веселиться.
Мы же, казахи, батрачим на их баев за жалкое пропитание. Нашего бая они гонят из своего дома: «Эй, казах, не для того настлан пол, чтобы ты его грязными сапогами топтал».
Сила их в том, что неустанно учатся они ремеслу, трудятся, а не проводят время в унизительных раздорах между собой.
О просвещенных и знатных русских и речи нет. Мы - не ровня и их прислуге.
Куда сгинули наши былые восторги? Где наш радостный смех?
Убивать нельзя, но живём среди воров, шлюх, наркоманов, быдла, и когда кто то резко протестует, то даже понимания нет. Возможно, в той среде, где жили эти люди, честь семьи превыше всего. И эти темные люди превысили меры.
Например, Тарас Бульба, герой, убил своего сына, и все его понимали. Сталин не спас сына, тоже герой.
Эта несчастная мать не выдержала насмешек соседей, учениц, коллег. Вся ее жизнь, все надежды пошли под откос, и она озверела. Сама упустила, запахалась, а как дальше ей жить? Ей уже стало все равно
Например, Тарас Бульба, герой, убил своего сына, и все его понимали. Сталин не спас сына, тоже герой.
Эта несчастная мать не выдержала насмешек соседей, учениц, коллег. Вся ее жизнь, все надежды пошли под откос, и она озверела. Сама упустила, запахалась, а как дальше ей жить? Ей уже стало все равно
Убивать нельзя, но живём среди воров, шлюх, наркоманов, быдла, и когда кто то резко протестует, то даже понимания нет. Возможно, в той среде, где жили эти люди, честь семьи превыше всего. И эти темные люди превысили меры.
Например, Тарас Бульба, герой, убил своего сына, и все его понимали. Сталин не спас сына, тоже герой.
Эта несчастная мать не выдержала насмешек соседей, учениц, коллег. Вся ее жизнь, все надежды пошли под откос, и она озверела. Сама упустила, запахалась, а как дальше ей жить? Ей уже стало все равно
Например, Тарас Бульба, герой, убил своего сына, и все его понимали. Сталин не спас сына, тоже герой.
Эта несчастная мать не выдержала насмешек соседей, учениц, коллег. Вся ее жизнь, все надежды пошли под откос, и она озверела. Сама упустила, запахалась, а как дальше ей жить? Ей уже стало все равно
Вылезают из жопы 2 глиста (мама и сын). Сын спрашивает: С -мам, а что это такое зеленое вокруг? Мама: -Это травушка. Сын: -А что это такое красивое голубое над нами? Мама: -Это небо, сынок. Сын: -А что тогда так ярко светит у нас над головой? Мама: - Это солнышко. Сын смотрит на маму некоторое время и спрашивает: -Мам, а если везде всё так красиво, ярко чтож мы в жопе то живем? Мама: -А это сынок, наша родина.
Убивать нельзя, но живём среди воров, шлюх, наркоманов, быдла, и когда кто то резко протестует, то даже понимания нет. Возможно, в той среде, где жили эти люди, честь семьи превыше всего. И эти темные люди превысили меры.
Например, Тарас Бульба, герой, убил своего сына, и все его понимали. Сталин не спас сына, тоже герой.
Эта несчастная мать не выдержала насмешек соседей, учениц, коллег. Вся ее жизнь, все надежды пошли под откос, и она озверела. Сама упустила, запахалась, а как дальше ей жить? Ей уже стало все равно
Например, Тарас Бульба, герой, убил своего сына, и все его понимали. Сталин не спас сына, тоже герой.
Эта несчастная мать не выдержала насмешек соседей, учениц, коллег. Вся ее жизнь, все надежды пошли под откос, и она озверела. Сама упустила, запахалась, а как дальше ей жить? Ей уже стало все равно
Вылезают из жопы 2 глиста (мама и сын). Сын спрашивает: С -мам, а что это такое зеленое вокруг? Мама: -Это травушка. Сын: -А что это такое красивое голубое над нами? Мама: -Это небо, сынок. Сын: -А что тогда так ярко светит у нас над головой? Мама: - Это солнышко. Сын смотрит на маму некоторое время и спрашивает: -Мам, а если везде всё так красиво, ярко чтож мы в жопе то живем? Мама: -А это сынок, наша родина.
Убивать нельзя, но живём среди воров, шлюх, наркоманов, быдла, и когда кто то резко протестует, то даже понимания нет. Возможно, в той среде, где жили эти люди, честь семьи превыше всего. И эти темные люди превысили меры.
Например, Тарас Бульба, герой, убил своего сына, и все его понимали. Сталин не спас сына, тоже герой.
Эта несчастная мать не выдержала насмешек соседей, учениц, коллег. Вся ее жизнь, все надежды пошли под откос, и она озверела. Сама упустила, запахалась, а как дальше ей жить? Ей уже стало все равно
Например, Тарас Бульба, герой, убил своего сына, и все его понимали. Сталин не спас сына, тоже герой.
Эта несчастная мать не выдержала насмешек соседей, учениц, коллег. Вся ее жизнь, все надежды пошли под откос, и она озверела. Сама упустила, запахалась, а как дальше ей жить? Ей уже стало все равно
Мура, посмотри архивные фото, в царской России казахи жили очень бедно, кроме одной железной дороги ничего не было. Все вокруг нас создано огромными вливаниями в экономику коммунистов.
Допустим, революции не было или ее подавили. Царь бы не развивал отдаленные области. Экономика его была слаба, народного воодушевления не было. Очень возможно, что Россию разделили Англия, Франция, США. тогда мы жили бы как в колониях в Африке и Латинской Америке.
Нас мог захватить Гитлер. Потому что ни одна кап.страна не оказала ему сильного сопротивления. Только советские люди бросались под танки. Этот героизм спас нас от истребления.
Ни одна страна не могла достичь советских темпов строительства. Сталин, за 29 лет, принял страну с сохой и оставил с ядерным оружием, попутно победив нападавшую европейскую экономику.
Коммунизм надо изучать, это научно обоснованная философия, экономика и психология. Маркс еще 200 лет назад описал, что капитализм - это регулярные кризисы, безработица, обнищание народных масс и падение культуры. Это войны, разграбление чужих территорий, подавление народных возмущений.
Как человек, живший при социализме, скажу - народ не голодал, труд достойно оплачивался, медицина и образование были качественны и доступны. Потому что все богатства недр принадлежали народу и вливались в общую экономику.
Крах СССР произошел из-за отхода партийной верхушкой от принципов строительства коммунизма. Надо было закрывать все шарашкины конторы, в которых протирали штаны бездельники и отправить их на заводы. Рабочий день сократить до 4 часов. Службу в армии сократить до года и на заводы всех. Это привело бы к сокращению расходов и резкому увеличению прибыли. Потому что 2 человека, работая по 4 часа, сделают больше 1 человека, работающего 8 часов. И т.д. и т.п.
Допустим, революции не было или ее подавили. Царь бы не развивал отдаленные области. Экономика его была слаба, народного воодушевления не было. Очень возможно, что Россию разделили Англия, Франция, США. тогда мы жили бы как в колониях в Африке и Латинской Америке.
Нас мог захватить Гитлер. Потому что ни одна кап.страна не оказала ему сильного сопротивления. Только советские люди бросались под танки. Этот героизм спас нас от истребления.
Ни одна страна не могла достичь советских темпов строительства. Сталин, за 29 лет, принял страну с сохой и оставил с ядерным оружием, попутно победив нападавшую европейскую экономику.
Коммунизм надо изучать, это научно обоснованная философия, экономика и психология. Маркс еще 200 лет назад описал, что капитализм - это регулярные кризисы, безработица, обнищание народных масс и падение культуры. Это войны, разграбление чужих территорий, подавление народных возмущений.
Как человек, живший при социализме, скажу - народ не голодал, труд достойно оплачивался, медицина и образование были качественны и доступны. Потому что все богатства недр принадлежали народу и вливались в общую экономику.
Крах СССР произошел из-за отхода партийной верхушкой от принципов строительства коммунизма. Надо было закрывать все шарашкины конторы, в которых протирали штаны бездельники и отправить их на заводы. Рабочий день сократить до 4 часов. Службу в армии сократить до года и на заводы всех. Это привело бы к сокращению расходов и резкому увеличению прибыли. Потому что 2 человека, работая по 4 часа, сделают больше 1 человека, работающего 8 часов. И т.д. и т.п.
Почитай автобиографию Муканова. Сироту обучила советская власть, он начал писать пьесы, как бедняки побеждают баев. Его выдвинули в правительство, большой человек был в Каз.ССР. Тысячи таких сирот получили власть, маузер и кожанку от власти. Но когда пришла разнарядка о раскулачивании, то никто не заикнулся, что оставлять несколько голов скота для скотовода равносильно убийству. Тупые, темные люди, каръеристы, тупо исполняли тупые приказы. Но все-таки в сказки о миллионных жертвах голодомора я не верю. Потому что изучал историю семей 4 родов, из которых происхожу, никто там не умер от голода. Да, было трудно, но выжили. Казахи и раньше голодали от падежа скота, но охотой, торговлей, помощью родных как то выживали.