Культура

400 лет назад, в 1609 году, началась политическая карьера простого монаха-капуцина отца Жозефа, чье прозвище "серый кардинал" дало название типу управленцев, предпочитавших править, оставаясь в тени официальных властителей. Помимо власти близость к правящим персонам приносила серым кардиналам и существенные доходы. Шотландцу Джону Лоу удалось стать министром финансов и богатейшим человеком Франции. А прусский банкир Блейхредер создал крупнейшие состояния себе и своему покровителю Бисмарку. Однако далеко не всем серым кардиналам удавалось сохранить созданные тяжелым теневым трудом грандиозные накопления.

Первый среди серых
Один из ноябрьских дней 1630 года, вошедший в историю как "День одураченных", стал, пожалуй, ключевым моментом в карьере кардинала Ришелье. До тех пор, несмотря на все военные и политические успехи кардинала, ему приходилось делить власть не только со слабым и безвольным королем Людовиком XIII, но и с королевой-матерью Марией Медичи. Однако после успешного взятия Ла-Рошели, в осаде которой участвовали, если верить Александру Дюма, его герои - мушкетеры, победитель Ришелье начал игнорировать прежнее распределение ролей в правящем триумвирате. Ришелье стал принимать решения единолично, не учитывая интересы Марии Медичи. Известной мастерством в плетении интриг королеве-матери не оставалось ничего другого, как, используя свое влияние на сына, добиться указа об отстранении Ришелье от власти. Однако она недооценила своего противника: Ришелье добился от слабохарактерного короля решения отправить королеву-мать в ссылку. А вслед за тем приступил к очистке французского двора от ее многочисленных приспешников. Никто в Париже, да и во всей Франции, не сомневался, что этот дворцовый переворот оказался успешным и бескровным благодаря Франсуа Ле Клер дю Трамбле, известному французам как монах-капуцин отец Жозеф. Он и его люди пресекали попытки сопротивления, шантажировали недовольных и подкупали колеблющихся.
Однако ролью исполнителя указаний Ришелье отец Жозеф не ограничивался. Два священнослужителя к тому времени были знакомы более 20 лет и за эти годы стали почти неразлучны. Они ежевечерне обсуждали государственные дела, и, чтобы отец Жозеф всегда был под рукой, кардинал отвел скромному капуцину покои в королевском Лувре и своем Кардинальском дворце, а также невысокую на взгляд непосвященных должность своего секретаря по иностранным делам. Но посвященные, осведомленные о реальном влиянии отца Жозефа, несмотря на то что он носил серую рясу простого монаха, называли его кардиналом, точнее, серым кардиналом.
Однако всевластие, пришедшее после "Дня одураченных", не изменило привычного образа жизни отца Жозефа. Он по-прежнему четырежды в год постился, питаясь хлебом и водой. А его комнаты в Лувре и роскошном Кардинальском дворце выделялись аскетичной обстановкой. Как и предписывалось монаху, отец Жозеф не имел почти никакого имущества, не было у него и денег. На его содержание Людовик XIII выделил специальную субсидию, которой хватало только на питание и экипаж.
Добровольная жизнь в нищете, впрочем, не мешала отцу Жозефу распоряжаться вместе с кардиналом Ришелье поистине колоссальными суммами. До ноября 1630 года финансами во Франции ведал советник короля Мишель де Марийак, у которого с Ришелье существовали разногласия по поводу того, каким именно образом следует пополнять казну Людовика XIII. В планы Марийака входила отмена привилегий для тех французских провинций, которые были освобождены от уплаты части налогов. Однако подобная мера вряд ли бы обрадовала французскую знать и сделала бы ее врагами короля и Ришелье. Так что все тяготы пополнения казны кардинал и его верный отец Жозеф переложили на простолюдинов - ремесленников, мелких торговцев и крестьян.
Крайне необходимые для ведения Тридцатилетней войны налоговые поступления были увеличены за счет повышения Тальи и Габеля - земельного налога и налога на соль. Всего за несколько лет эти подати выросли вдвое. И если к концу правления отца Людовика XIII - Генриха IV обычная подушная подать давала ежегодно около 10 млн ливров, то к концу правления Ришелье незначительно возросшее население выплачивало правительству в 4,5 раза больше. В городах Франции все чаще происходили мятежи, которые, впрочем, быстро подавлялись и не мешали вводить все более высокие налоги. "Один Бог может творить из ничего,- писал Ришелье,- и изъятия, нетерпимые по своей природе, извиняются необходимостью войны".
Расходуя на военные конфликты с соседними государствами миллионы ливров, Ришелье не забывал и о собственном благополучии, окружая себя поистине королевской роскошью. Известно, к примеру, что в 1620 году доходы Ришелье не превышали примерно 20 тыс. ливров в год, но к моменту его смерти в 1642 году они выросли до 1 млн ливров. Стоимость имущества, оставленного им после смерти, достигала 20 млн ливров. Основную часть этой суммы составляли роскошный Кардинальский дворец в Париже, а также вилла с великолепными садами в Рейе. У Ришелье сложилось двойственное отношение к деньгам. С одной стороны, он считал очень важным их зарабатывать, заявляя, что без богатства нельзя требовать и уважения. С другой стороны, и к тратам он относился спокойно. "Деньги,- говорил он,- вздор, если мы достигаем наших целей".
Того же принципа придерживался и отец Жозеф. Он умер, как и подобает монаху, в полной нищете. Однако французы, считавшие его самым скрытным человеком на земле, еще долго сомневались в его бескорыстии.

Спаситель Франции
В последующие два века в Европе достигла своего расцвета абсолютная власть королей, а вместе с ней и власть серых кардиналов. Как только царственный властитель проявлял слабость характера или оказывал благосклонность какому-нибудь человеку, фаворит начинал прибирать к рукам все больше полномочий и богатств. Время от времени серые кардиналы брали на себя роль спасителей нации. Даже если эта нация была им абсолютно чужой.
Так, например, произошло в начале XVIII века, когда во главе Франции стоял регент малолетнего короля Людовика XV - Филипп II Орлеанский. Катастрофическое состояние бюджета заставило его искать совета у своего давнего знакомого - шотландского финансиста Джона Лоу, хотя тот и имел репутацию авантюриста. Как оказалось, у Лоу был четкий план относительно того, как заработать деньги.
Занявший свой пост сразу после прихода к власти Филиппа II французский министр финансов граф де Ноай писал: "Мы обнаружили, что состояние дел хуже, чем можно описать". Помимо государственного долга, достигшего почти 3,5 млрд ливров, годовой дефицит французского бюджета держался на уровне 80 млн ливров. Никто даже не думал о том, чтобы одалживать Франции деньги, а система налоговых сборов не приносила достаточного дохода. Ситуация осложнялась тем, что в финансовом министерстве еще не научились вести подробную статистику доходов и расходов, поэтому никто в точности не знал, каких сумм достигал госдолг и из чего он складывался.
В подобной обстановке в 1715 году Джон Лоу предложил регенту и его министрам новаторскую идею о создании государственного банка, который бы позволил не только сконцентрировать все финансовые потоки королевства в руках правительства, но и печатать банкноты, рассматривавшиеся Лоу как лекарство от всех финансовых болезней.
Уже через год правительство Франции решилось на создание частного банка, чей акционерный капитал достигал 6 млн ливров. Лоу стал его управляющим директором, получив при этом французское гражданство. Первое время французы, для которых бумажные деньги были в новинку, побаивались нововведений, а иногда и откровенно смеялись над идеями Лоу. Тем не менее регент верил доводам финансиста о том, что печать банкнот, обеспеченных золотыми запасами страны, сделает движение средств между провинциями простым, а также позволит развивать торговлю и вернет Франции потерянное доверие.
Чтобы побороть сопротивление министров, Джон Лоу обратился к Филиппу II с просьбой "устранить те препятствия, которые некоторые индивиды могут поставить на пути реализации проекта". И регент с готовностью помог финансисту, уволив с должностей неугодных Лоу чиновников. По мере того как дела банка налаживались и в обращение поступало все больше банкнот, Джон Лоу решился предложить Филиппу II еще одну идею - создание крупной торговой компании с флотом в 60 кораблей и капиталом в размере 22 млн ливров. Он обещал, что расширение торговли позволит Франции увеличить доходы и избавиться от государственного долга.
6 сентября 1717 года королевским указом была учреждена Компания Запада, которой Франция предоставляла монополию на торговлю с Луизианой, французской территорией в Северной Америке, а также делегировала власть внутри колонии и права на любые найденные там полезные ископаемые - все сроком на 25 лет. Лоу стал директором этой компании и со временем добился включения в нее Компании Восточной Индии и Компании Китая. Его предприятие получило беспрецедентную монополию на торговлю с Америкой, Индией, Африкой и Китаем, а сам Лоу превратился в одного из самых богатых людей Франции, сосредоточив в своих руках сбор почти всех королевских доходов. На церемонии принятия предпринимателя во Французскую академию его приветствовали возгласами: "Да здравствует король и месье Лоу!"
Торговая компания постоянно пополняла капитал выпуском новых акций, стоимость которых, в свою очередь, не переставала расти. На момент назначения Лоу министром финансов акции, номинальная стоимость которых составляла 500 ливров, продавались по цене 18 тыс. ливров. Этому способствовал и присущий директору компании талант игрока на бирже.
Тем временем банк Джона Лоу, перешедший под контроль государства, продолжал печатать необходимые его компании банкноты, что в конечном итоге привело к сильнейшей инфляции. В 1720 году общая стоимость циркулировавших во Франции банкнот составила 3 млрд ливров, и цены почти на все товары поднялись до фантастических высот. В результате правительство было вынуждено девальвировать денежные знаки, что вызвало резкое падение доверия к ним со стороны населения: французам казалось, что их попросту хотят обворовать. Это вызвало крушение всей финансовой системы, на которую так надеялись регент и его главный фаворит. Филипп II отвернулся от Джона Лоу, обвинив его в преднамеренном выпуске слишком большого количества банкнот и заставив покинуть королевство.

Фавориты в моде
Урок Лоу ничему и никого не научил. Во время правления ленивого и апатичного Людовика XV, получившего власть после смерти регента в 1723 году, вся власть во Франции перешла в руки его любовниц, наиболее успешной из которых стала маркиза де Помпадур. Она не скрывала своей любви к роскоши и с размахом тратила средства из казны. Учитывая, что только на косметику и наряды у нее ушло около 5 млн ливров, покупка 11 замков по всей Франции и отделка их интерьеров в пышном стиле рококо выглядела вполне естественно. Страсть де Помпадур к дорогостоящим покупкам и увеселениям наносила такой вред и без того ослабленной французской экономике, что смерть маркизы многими была воспринята с облегчением.
Не отставала от западных соседей и Россия. Карьера Александра Меншикова, превратившегося из слуги Петра I во влиятельнейшего и богатейшего человека страны, сложилась по всем канонам европейского фаворитизма. Царский наперсник владел огромными имениями и почти 100 тыс. душ, но ему не хватало доходов, которые они приносили. Так что светлейший князь, кроме прямых краж казенных средств, прибегал к способам увеличения своего состояния, которые вызывали возмущение даже среди коррумпированной элиты: отнимал земли у помещиков, закрепощал малороссийских казаков, а также брал взятки в неподобающем даже для фаворита размере.
Царь, правда, время от времени пытался приструнить любимца. Так, в 1719 году Петр I ввел его в состав Верховного суда для преследования злоупотреблений по управлению. В числе обнаруженных судом правонарушителей оказался сам Меншиков, и ему пришлось заплатить крупный штраф - 100 тыс. червонцев. Однако если при жизни Петра I Меншикову сходили с рук его многочисленные "воровства", то после кончины царя карьера Меншикова в течение считанных лет пришла к закату. Он был полностью разорен и оказался в ссылке, что также было типично для западных фаворитов и серых кардиналов.

Любовник короля и королевы
Конечно, чтобы стать фаворитом монарха в Европе XVII-XIX веков, вовсе не обязательно было приносить королевскому двору какую-либо финансовую или политическую выгоду. Самый короткий путь к сердцу монаршей особы открывали красота и умение составить хорошую компанию. Именно эти качества (а может быть, и удачное имя) позволили 16-летнему молодому человеку из Финляндии, входившей тогда в состав Швеции, по имени Адольф Фредрик Мунк стать в 1767 году камер-пажом шведского короля Адольфа Фредрика, а потом и устроиться на службу к его сыну королю Густаву III, с которым Мунка, по слухам, связывали не только дружеские, но и любовные отношения. Густав III обеспечил своему слуге отличную карьеру, сделав его корнетом, затем первым камер-пажом и, наконец, первым шталмейстером - придворным конюшим.
К молодому слуге благосклонно относилась и королева Швеции София Магдалена. Ее замужество всеми признавалось неудачным: интимная жизнь с Густавом III не складывалась, и супруги почти не виделись. Однако недостатка в любовниках королева не испытывала, и Мунк стал одним из них. В 1775 году шведский король неожиданно объявил своим приближенным о желании иметь наследника престола. Но поскольку сам он не решался подойти к Софии Магдалене, ему требовалась помощь в организации свидания, за которой он обратился к Адольфу Мунку.
Запись в дневнике Франциско ди Миранды, одного из лидеров североамериканского освободительного движения, приехавшего в 1787 году в Стокгольм, гласит: "Еще одной странностью короля Густава III была его неспособность иметь детей. Он объявил о том, что королева забеременела, но на самом деле в интересном положении находилась его незамужняя сестра, сына которой можно было выдать за наследника престола. После родов, впрочем, оказалось, что сестра произвела на свет мулата, сына одного из чернокожих королевских лакеев. С провалом этого плана Густав III позволил своему пажу по имени Мунк лечь в постель с королевой, сделав вид, что это сам король". По другой версии, Мунк только консультировал Густава III, но каким бы ни было его участие в этом деле, оно еще больше сблизило его с королевской четой и помогло ему стать по-настоящему богатым.
Он получил в подарок ценное кольцо стоимостью 5 тыс. риксдалеров, а также часы, инкрустированные бриллиантами, с портретом королевы на внутренней крышке. Однако Густав III был настолько признателен Мунку за восстановление отношений с королевой и появление на свет наследника шведского престола Густава IV Адольфа, что продолжал одаривать фаворита. В 1778 году он предоставил Мунку титул барона, а затем сделал его интендантом королевского дворца Дроттнингхольм. Еще через несколько лет Адольф Мунк был возведен в графское достоинство. Густав III также отвел Мунку место в высшем рыцарском ордене Швеции - ордене серафимов, число кавалеров которого не могло превышать 24 человек.
Став доверенным лицом короля, Мунк впредь редко расставался со своим покровителем. Он занял место его помощника и советника почти во всех делах - от флирта до ведения войны.
В 1787 году Густав III наконец получил возможность реализовать свой давний план - напасть на Российскую империю. В связи с началом русско-турецкой войны он мог рассчитывать на то, что Российская империя не сможет успешно вести военные действия на два фронта. Однако денег на обеспечение кампании у Швеции было недостаточно, несмотря на крупные субсидии Франции и Турции. В таких условиях Густав III решил пойти на подделку российских монет. Шведский министр финансов ничего не имел против, и король указом назначил Адольфа Мунка ответственным за операцию. По мнению многих нумизматов, Мунк подошел к задаче со старанием - поддельные пятаки отличались высоким качеством. Правда, мастер, работавший над штемпелями, по какой-то причине изобразил над головами гербового орла не русские, а шведские короны. По всей видимости, эта идея принадлежала Густаву III, уверенному, что в войне ему будет сопутствовать удача.
Однако война оказалась бесполезной - одержав несколько побед, Густав III решил отказаться от продолжения военных действий. В 1790 году он заключил с Екатериной мирный договор, восстановивший статус-кво. Это, впрочем, не помешало Адольфу Мунку продолжить выпуск поддельных денег - на этот раз он распространял их в родной Финляндии. Через два года Мунка выдал пойманный с поличным распространитель, и фавориту короля пришлось отвечать на обвинения в мошенничестве. Впрочем, расследование этого инцидента Густав III закончить не успел, поскольку в 1792 году был убит. Со смертью покровителя Мунк был вынужден отказаться от всех титулов и покинуть Швецию.

Банкир всей жизни
После Великой французской революции абсолютизм в Европе пошел на убыль, и начался процесс постепенной демократизации государственного управления. Монархи уже не могли позволить себе передавать власть в руки непрофессионалов, пусть даже лояльных, к тому же они теряли контроль над финансовыми ресурсами страны. Очевидно, поэтому по-настоящему влиятельные фавориты теперь появлялись не в королевской свите, а среди приближенных главы правительства.
Одним из таких серых кардиналов стал Герсон фон Блейхредер - советник, личный банкир и друг немецкого канцлера Отто фон Бисмарка. С 1859 года и до смерти Блейхредера в 1893 году эти два человека написали друг другу тысячи писем и провели множество часов за обсуждением политических и экономических вопросов. Впрочем, они не тратили это время зря - Блейхредер и Бисмарк вели взаимовыгодное сотрудничество.
После военных столкновений с Данией и Австрией в 1864 и 1866 годах Пруссия испытывала острый недостаток средств, и пополнить казну за счет повышения налогов было невозможно из-за сопротивления парламента. Тогда Блейхредер предложил провести эмиссию ценных бумаг железнодорожной компании Кельн-Минден, с которой у него предположительно были давние связи. Он аргументировал эту идею тем, что после войны прусское правительство имеет право на имущество компании. Выпуск акций помог Пруссии получить необходимые средства, часть которых перешла автору идеи.
Блейхредер принимал участие и в определении внешней политики Пруссии, сыграв определенную роль в объединении Германии в 1871 году. Ему, к примеру, было поручено провести тайные переговоры с баварским королем Людвигом II, от которого требовалась поддержка в продвижении прусского монарха на место императора объединенного государства. В обмен Людвиг II мог рассчитывать на тайные субсидии, которые должны были проходить через фонд Блейхредера.
Бисмарк никогда не сомневался в компетентности своего близкого друга и позволил ему провести важнейшие переговоры о получении от Франции контрибуций после войны 1870-1871 годов. Речь шла о гигантской сумме 5 млрд франков. Блейхредер с успехом завершил переговоры, получив в награду Железный крест второго класса и, разумеется, часть контрибуций.
Впрочем, самым тесным было сотрудничество Блейхредера и Бисмарка в сфере личных финансов. На протяжении 34 лет банкир давал канцлеру налоговые и инвестиционные консультации, а также распоряжался ценными бумагами Бисмарка. В дополнение к этому Блейхредер управлял огромными землями канцлера, к расширению которых тот питал особенную страсть. Он старательно помогал Бисмарку увеличивать доходы, следя за тем, чтобы его земли приносили прибыль, предприятия лесной промышленности имели рынок сбыта, а ценные бумаги увеличивались в стоимости.
Бисмарк платил своему доверенному той же монетой - при его правлении инвестиционный банк, принадлежавший Блейхредеру, стал крупнейшим в Германской империи, а его владелец превратился в одного из самых богатых людей страны. В дополнение к этому германский император Вильгельм I даровал Блейхредеру наследуемый дворянский чин, не заставляя его при этом переходить из иудаизма в христианство, что носило беспрецедентный характер. Своим богатством и высоким положением Блейхредер во многом был обязан Бисмарку, однако в то же время он прекрасно понимал, что за долгие годы дружбы он помог канцлеру не меньше.

Участливый акционер
С повсеместным распространением республиканской формы правления в XX веке появление серых кардиналов стало менее вероятным. Однако этот феномен не исчез, а просто немного изменил форму. Довольно точным аналогом первого министра при короле выступает, к примеру, вице-президент США, также выбираемый главой государства и частично перенимающий его полномочия.
Одним из тех, кто смог добиться наибольшего политического влияния и, соответственно, экономической выгоды на этой должности, стал вице-президент в команде Джорджа Буша-младшего Дик Чейни. Хотя в биографической странице на сайте Белого дома род его занятий до избрания на пост вице-президента описан лаконично - "бизнесмен", его частная деятельность заслуживает большего внимания.
За пять лет до начала работы в правительстве Дик Чейни занимал должность исполнительного директора Halliburton, крупнейшей в мире сервисной компании в нефтегазовой сфере. По самым скромным оценкам, за это время он заработал около $45 млн. Он попытался представить свой уход с поста главы Halliburton как "разрыв каких бы то ни было связей с компанией", однако позже выяснилось, что он получал от Halliburton ежегодные выплаты в размере до $300 тыс.
Во время вице-президентства Чейни началась война в Ираке, и Halliburton получила контракт стоимостью $7 млрд на восстановление и обслуживание иракских нефтяных месторождений. На подряд могли бы претендовать и другие компании, но администрация Буша не стала разыгрывать тендер.
Первый год иракской военной операции оказался для Halliburton скандальным - Пентагон начал уголовное расследование по подозрению нефтяной компании в мошенничестве. Выяснилось, что Halliburton осуществляла необходимые США поставки нефти в Ирак через неизвестного посредника в Кувейте, который установил тарифы на свои услуги выше средних. Платить за эту нефть приходилось правительству, и расследование Пентагона доказало, что эта схема позволила Halliburton обсчитать государство на $61 млн.
Впрочем, подобная сумма могла показаться мелочью по сравнению со стоимостью новых правительственных контрактов, которые были заключены с Halliburton несмотря на скандал. Менее чем через год после начала войны Halliburton отвечала за иракские проекты уже на общую сумму $11 млрд. Это вызвало взлет стоимости акций компании - только в первые три года с начала войны она поднялась с $20 до $75, существенно увеличив состояние Чейни, обладавшего 433 333 акциями Halliburton разного номинала. Вице-президент всегда отказывался признавать, что в основе отношений правительства и Halliburton лежат какие-то политические или даже личные мотивы членов администрации. Однако факты говорят о том, что Чейни не удалось разделить государственные и личные интересы. Если хотя бы на минуту предположить, что он пытался это сделать.

Егор Низамов, "Коммерсант"