Мнения

Мозги выносят!

В России начала действовать государственная программа возвращения на родину российских учёных, эмигрировавших в 90-е годы. Инициировал её председатель правительства Владимир Путин: именно он предложил руководству Российской академии наук (РАН) разработать и внедрить систему мер, которые не только приостановили бы утечку мозгов за рубеж, но и позволили бы вернуть цвет отечественной науки, оказавшийся в эмиграции. Недавно стартовал первый этап государственной программы репатриации учёных – беспрецедентный конкурс, по итогам которого Россия пригласит 100 именитых российских учёных из-за рубежа. Тем, кто из них согласится вернуться на родину, будет доверено руководство ведущими научными коллективами нашей страны. Система мер разрабатывается ни шатко ни валко: РАН от неё всячески дистанцируется, а всю ответственность взяли на себя неправительственные фонды, созданные российскими учёными с мировыми именами. Однако устроителей конкурса подстерегали неожиданные сложности: многие учёные столкнулись с серьёзным противодействием в тех странах, где они проживают в настоящее время. Некоторых попросту отказываются выпускать, на других давят психологически. Считалось, что такое возможно лишь в Советском Союзе, закрытом «железным занавесом», но на поверку оказывается, что Америка, Англия, Канада и Германия не горят желанием расставаться с талантливыми российскими учёными. Почему наших научных работников не пускают на родину, чем им при этом угрожают и какова будет их дальнейшая судьба, выяснял корреспондент «Нашей Версии».

Сколько учёных уехало из России за последние 20 лет, не знает никто. По оценке бывшего министра науки и технической политики РФ Бориса Салтыкова, за рубежом работают по специальности от 25 до 35 тыс. учёных, эмигрировавших из России. Ещё примерно столько же уехали временно: формально они числятся за теми или иными отечественными институтами, но по факту постоянно работают за границей. В своей среде их называют «шаттлами» – космическими челноками. Профессор Сергей Егерев, долгие годы проработавший советником по науке у Бориса Ельцина, тоже оценивает численность российской научной диаспоры за рубежом примерно в 30 тыс. человек, но оговаривается: это-де «активное ядро», а уехавших учёных на самом деле гораздо больше.

Но есть и другие цифры: кандидат философских наук Владимир Лисичкин, занимавшийся проблемой «утечки мозгов» и опубликовавший на эту тему немало научных работ как в России, так и на Западе, утверждает, что «эмигрировали свыше полутора миллионов докторов и кандидатов наук». Цифра кажется фантастической, но западные эксперты оперируют именно этой статистикой. Лисичкин приводит и другую, не менее фантастическую цифру: на «утечке мозгов» Россия ежегодно теряет около 50 млрд. долларов. «Даже утечка капиталов не так разорила страну, как «утечка умов», – резюмирует Владимир Лисичкин. Понятно, почему глава правительства столько внимания уделяет проблеме возвращения наших лучших умов, – это вопрос не только национального престижа, но и элементарной экономической целесообразности.

Инициатива Владимира Путина, как ни странно, поначалу натолкнулась на стену глухого непонимания, причём по обе стороны границы. Ходили слухи, что один из руководителей Российской академии наук, лютый противник возвращения сбежавших на Запад учёных, якобы чинил препятствия для возвращенцев. В свою очередь, тормозил инициативу премьера и аппарат, так как формально не было отдано распоряжение проработать систему мер по возвращению на родину лучших российских умов.

Но куда хуже обстояло дело по ту сторону границы. Там сразу смекнули, что эмиграцию можно повернуть вспять. Тем более что многие уехавшие на Запад учёные не получили там обещанных лабораторий и должностей в научных центрах, оставаясь как бы на подхвате у менее талантливых коллег из местных. Они были бы не прочь вернуться на родину. Но им этого не позволили. Сперва началась кампания по промыванию мозгов. Её отголоском стала статья в русском «Ньюсуике». Там провели своё исследование, опросив 227 «крупнейших» русских учёных и составили рейтинг 50 якобы самых талантливых эмигрантов в пяти областях: биология, физика, химия, математика и геология. Затем учёным, попавшим в этот рейтинг, предложили высказаться на тему их отношения к инициативе Владимира Путина. Надо ли говорить, что все полсотни избранных высказались резко отрицательно?

Вскоре материал перепечатали другие периодические издания, которые читает наша эмиграция. Комментарии были примерно такими: Путин решил заманить назад цвет российской науки, а как только доверчивые учёные вернутся, их запрут в шарашках ГУЛАГа и заставят работать бесплатно. Когда же стало ясно, что придуманная «дурилка» не срабатывает и наши научные работники в массовом порядке готовятся вернуться на родину, в ход было пущено гораздо более изощрённое оружие.

Есть такой известный биолог Константин Северинов. Славен он тем, что обладает самым большим индексом цитируемости среди учёных-биологов, а этот самый индекс на Западе считается основным показателем успеха в научном мире. Так вот, менее чем три года назад Северинов одним из первых откликнулся на призыв Путина возвращаться в Россию. По возвращении он в какой-то умопомрачительно короткий срок защитил докторскую диссертацию и возглавил лабораторию в Институте молекулярной генетики РАН. Именно вокруг фигуры Северинова и начались спекуляции. Вначале русскоязычная пресса на Западе растиражировала историю о том, как Северинов якобы уже купил обратный билет из России по той причине, что его российская лаборатория перестала получать деньги по одному из научных грантов. «Не у всех есть такое же желание бороться с трудностями, как у Константина Северинова. Всё-таки обычно учёный приезжает, чтобы работать, а не бороться», – сетует доктор биологических наук Наталья Куприна из Национального института рака США.

Шли месяцы, учёный никуда не уезжал просто по той причине, что и не собирался. Тогда придумали другую историю: якобы у Северинова случилось столкновение во взглядах с руководством Академии наук и учёный стал «внутренним диссидентом». Её дезавуировал сам Северинов: «Может быть, это и корявая система, но существовать в ней всё равно придётся».

Вот только на Западе историю преподнесли совсем по-другому: «внутренний диссидент» Северинов «героически противостоит Академии наук». Мораль такова: задумаете вернуться в Россию – неизбежно столкнётесь с проблемами, как Северинов, и запроситесь назад, на Запад. Вот только далеко не все в эти враки поверили. И тогда в Америке, Канаде и Великобритании началась настоящая кампания по насильственному удержанию наших учёных. В ход пошли запугивания, шантаж и провокации.

Необходимо отметить, что параллельно с Россией кампанию по репатриации своих учёных не так давно начал и Китай. Там программа возвращения действует вполне успешно: за последние семь лет – а именно столько прошло с начала китайской репатриации – в страну вернулись порядка 200 тыс. учёных, которые работали в основном в Америке, Японии и Австралии. Возвращенцев, к слову, никак не мотивировали специально, просто каждый год государственные расходы на науку в Китае увеличивались на 20%, и в один прекрасный момент оказалось, что китайцам просто нет смысла уезжать в поисках более высокого материального уровня. Ведь зарплата у них в два раза превысила среднюю австралийскую и почти приблизилась к американской. Кроме того, учёных в Китае стимулируют большими гонорарами: за статью в научном журнале её автору платят порядка 3–7 тыс. долларов, за курс лекций – от 10 до 50 тысяч. В Америке столько получают только успешные, хорошо известные в своей среде научные работники.

Владимир Путин, говоря о необходимости использования китайского опыта применительно к нашим возвращенцам, также предлагал поставить во главу угла материальное стимулирование российских учёных. Но в Минобрнауки его отчего-то плохо услышали. К примеру, замминистра образования и науки Александр Хлунов, ранее курировавший в министерстве департамент государственной политики в сфере науки, инноваций и интеллектуальной собственности, откровенно противится использованию китайских наработок. «Аналогия с китайской программой возвращения учёных неуместна хотя бы потому, что там до сих пор есть Центральный комитет Коммунистической партии Китая», – приводит слова замминистра русский «Ньюсуик». Кроме того, любой китаец считает за честь умереть на родине, а выходцам из России это совсем несвойственно. «Переезд – личное дело каждого, – заявляет Александр Хлунов. – Я не думаю, что, когда человек принимал решение поехать на работу за рубеж, он советовался с государством. И не совсем правильно оплачивать обратный билет только за тот факт, что вы когда-то уехали». Кстати, Хлунов – один из разработчиков федеральной программы «Научные и научно-педагогические кадры инновационной России», в рамках которой и должен состояться конкурс учёных-эмигрантов. Такая вот ирония судьбы. Странно, не правда ли? Возможно, именно из-за такого вот неоднозначного отношения к инициативе Владимира Путина в Министерстве образования и науки она до сих пор и пробуксовывает.

Но если бы дело было только в наших чиновниках, вставляющих палки в колёса программе репатриации!

Нобелевского лауреата по физике Алексея Абрикосова, пожелавшего вернуться в Россию, долго и небезуспешно убеждали в том, что если он вдруг вернётся, то непременно ослепнет. Мол, в России нет специалистов, которым было бы по силам лечить глазное заболевание физика. Конечно же, это неправда, но 80-летнего учёного в конце концов удалось убедить сдать билеты в Москву. Другого великого физика, одного из создателей теории инфляционной Вселенной, Андрея Линде, который уже дал согласие перебраться в Россию и читать лекции в МГУ, запугивали тем, что, как только он сойдёт с трапа самолёта, ему суждено будет влачить жалкое существование на мизерные гонорары, а вернуться на Запад ему не позволят. В результате перепуганный учёный выдвинул новые условия своего возвращения, включавшие слишком высокий гонорар. Ещё изощрённее давят на малоизвестных учёных, специализирующихся на темах, смежных с вопросами вооружения, космоса и медицины.

Как правило, покидающие Запад учёные лишаются там своих лабораторий, финансирование закрывается, а самих возвращенцев перестают публиковать и приглашать на научные мероприятия. Исключение было сделано только один раз: не закрыли лабораторию Северинова, рассчитывая при этом, что учёный рано или поздно запросится назад. И тогда из этого возвратившегося возвращенца можно будет сделать неплохую идеологическую бомбу.
Физиков Андрея Новицкого, Карима Касымова, Владимира Петрова буквально насильственно удерживают в Соединённых Штатах, обещая испортить им научную биографию. Биохимика Виталия Ляшковского несколько часов обрабатывали «люди в штатском» после того, как он заявил о своём желании уехать из США. В результате Ляшковский оказался в больничной палате с инфарктом.

Полгода назад при невыясненных обстоятельствах в Вашингтоне был убит профессор Андрей Горобец, довольно известный физик-ядерщик. Некоторое время назад Горобец заявил о желании вернуться в Россию, откуда он уехал в конце 90-х. Заявил довольно громко, было несколько публикаций в прессе: научный центр, в котором он работал, резко отказался финансировать его разработки, у профессора отняли лабораторию и стали всячески запугивать жену и взрослую дочь – обе они были американскими гражданками. Андрей Горобец молчать, разумеется, не стал, а поведал о давлении в газетах. В результате психологической обработки обе женщины отказались уехать в Россию вместе с профессором, и отъезд учёного таким образом оттягивался.

«С Андреем несколько раз встречались люди из ЦРУ, во всяком случае, он называл их так, когда рассказывал об этом мне, – говорит другой живущий в Америке физик из России, Арон Фридлянд. – Уговаривали не уезжать, угрожали тем, что растопчут его репутацию в учёном сообществе, не будут приглашать читать лекции и заблокируют печатание всех его научных работ. Но Андрей твёрдо решил уехать. Даже уговорил последовать за собой свою супругу и купил два билета на самолёт. И тут его убивают. При этом деталей убийства не знает никто, хотя прошло уже довольно много времени».

Возвращение учёных, безусловно, влетит нашей стране в копеечку. Но возвращение не только вопрос продвижения научной мысли, но ещё и вопрос государственного престижа. Да и российскому бюджету его поддержка вполне по силам, считает профессор Сергей Егерев. «Нужно тщательнее продумать условия финансирования, и мероприятия не будут слишком затратными, – поясняет Егерев. – Ежегодные расходы на сотню профессорских стипендий – порядка 1,3 млн. рублей каждая – были бы меньше, чем любой из 17 грантов, выданных ведущим российским университетам на национальные инновационные программы. Их суммы составили от полумиллиарда до миллиарда рублей. И на порядок меньше, чем расходы на создание каждого из двух «национальных университетов» с годовым бюджетом каждого в 1,5 млн. рублей».

Первые именитые возвращенцы, такие как Северинов или, скажем, биохимик Евгений Нудлер, вернулись, в общем-то, не за длинным рублём. К примеру, в России годовой бюджет Нудлера в два раза меньше, чем в Америке. Нудлер уехал из России 15 лет назад аспирантом биофака МГУ, теперь он учёный с мировым именем, профессор биохимии Нью-Йоркского университета.

В Москве он получил в управление лабораторию молекулярных механизмов старения и стал одним из 13 лауреатов NIH Director’s Pioneer Award – персонального гранта на пять лет размером 2,5 млн. долларов. Финансирование обеспечил российский фонд некоммерческих программ «Династия».

Условие фонда было одно: Нудлер непременно должен работать в Москве. Учёный согласился: «У нас нет своего помещения, у лаборатории нет научной базы, а исследования ведутся на базе нескольких российских институтов, – говорит Евгений Нудлер, – и вообще, в Америке лаборатория работала бы более эффективно, чем в России. В Москве можно купить любые реактивы и приборы, вот только на это уходит больше времени и денег, чем в Нью-Йорке».

Неправительственные фонды, подобные «Династии», по всей видимости, и возьмут на себя основную нагрузку по обеспечению репатриации российских учёных – пока в Министерстве образования и науки будут раздумывать, а нужна ли нам эта репатриация вообще. «Пока идея вернуть ведущих учёных с помощью целевых программ не находит поддержки у чиновников, – сетует исполнительный директор фонда «Династия» Анна Пиотровская. – Они советуют подождать, когда исследователи сами потянутся домой. Но за это время научная школа может погибнуть безвозвратно. Произошла страшная вещь: нарушилась преемственность поколений. Старые профессора остались без учеников, а молодёжи не у кого учиться. Восполнить пробелы можно, только возвращая учёных. К тому же это уникальный случай, когда мы можем использовать знания, умения людей, в которых были вложены не наши деньги».

versia.ru