Наука и техника

Академик Ю.Харитон у макета советской атомной бомбы РДС-1.

Теоретические основы использования внутриядерной энергии в военных и мирных целях ведущие физики мира знали еще до второй мировой войны, и соответствующие разработки велись в Германии, США, Англии, с 1940 г. – в СССР. Начавшаяся война только катализировала поиски возможностей практического применения этой энергии, поставила человечество перед угрозой того, что первой сумеет этого добиться фашистская Германия. Союзники по «Большой тройке» приняли вызов, и с 1942 г. соответствующие разработки велись в США в рамках «Манхэттенского проекта» под руководством Роберта Оппенгеймера, а в апреле 1943 г. при Академии наук СССР была создана спецлаборатория №2 по атомной проблеме под руководством 40-летнего И.Курчатова. К решению задачи был привлечен весь цвет мировой физики: в СССР – академики А.Иоффе, П.Капица, будущий нобелевский лауреат, разработчик теории цепной реакции Н.Семёнов, Ю.Харитон, Я.Зельдович и др., в США – Ферми, Сцилард, Эйнштейн, англичане Томсон, Чедвик, датчанин Бор, француз Жолио Кюри и др. В Германии атомной проблемой занимались Гейзенберг, Вайцзеккер, Ган.

Разработки велись в условиях сверхсекретности (как относительно германской и японской разведок, так и между США и СССР); с другой стороны, многие ученые Запада были антифашистами и даже придерживались левых взглядов (Ферми, Сцилард, Бор, сам Оппенгеймер, жена которого была близка к коммунистической партии). Последнее облегчало задачу советской разведки, и ряд ученых, такие как англичанин Алан Мей, итальянец Бруно Понтекорво (чл. Компартии Италии с 1939 г., в 1950 г. вывезенный на подводной лодке из Англии в СССР) и особенно немец Клаус Фукс (чл. Соцпартии Германии с 1928 г., в 1933 г. направленный Компартией в Англию и в 1942г . принявший английское гражданство) принесли неоценимую пользу Советскому Союзу.

Изыскания по разработке отечественного атомного оружия велись под личным контролем И.Сталина. Вся закордонная разведывательная работа по получению и обработке секретной информации шла через Л.Берию и И.Курчатова.
Описание американской атомной бомбы стало известно нам уже в январе 1945 г. В марте 1945 г. Л.Берией, который 3 декабря 1944 г. назначается руководителем работ по добыче урана, был составлен обобщенный доклад о развитии работ по атомной бомбе в США и 2 апреля И.Курчатов делает соответствующий доклад И.Сталину.

13 июня 1945 г. К.Фуксом, через 12 дней после сборки американской бомбы, о ее предстоящем испытании было передано И.Сталину, а 4 июля подтверждено Б.Понтекорво. 16 июля при самом испытании на полигоне Аламогордо присутствовал Клаус Фукс, позднее, в сентябре, приславший детальный доклад с описанием конструкции и увиденного.

Поэтому наивные ожидания У.Черчилля, буквально впившегося глазами в лицо якобы ничего не знающего И.Сталина 24 июля 1945 г. в Потсдаме, когда о первом атомном взрыве тому сообщил Г. Трумэн, и не увидевшего ни одного дрогнувшего мускула, достойны снисходительной улыбки. Сталин знал ВСЕ!

И после заседания сказал В.Молотову и Г.Жукову: «Надо будет сегодня же поговорить с И.Курчатовым об ускорении работ».
Как результат этого ускорения, постановлением ГКО от 20 августа 1945 г. был создан Специальный комитет с чрезвычайными полномочиями по руководству всеми работами по использованию внутриатомной энергии урана («Урановый (Атомный) проект»).
В условиях уже начавшейся холодной войны этот комитет делал для СССР атомную бомбу.

После Хиросимы (6 августа 1945 г.) и Нагасаки (9 августа), когда мир, только-только избавившийся от фашистской чумы, вновь содрогнулся от ужасов массового убийства людей новым сверхоружием и реально возникла опасность появления заокеанского мирового жандарма с ядерной дубинкой, вопрос скорейшего создания советской атомной бомбы стал, по сути, вопросом спасения и выживания человечества. Все те, кто так или иначе были причастны к ее созданию, понимая это, прилагали нечеловеческие усилия и проявляли чудеса изобретательности, мужества, творчества, отваги, работоспособности.

Атомный проект – это эпохальная работа, в которой были задействованы труд и мысль десятков тысяч людей, фактически всей страны. Блестяще и героически работала наша разведка, практически синхронно с американцами овладевая информацией и сообщая Курчатову и Берии бесценные сведения. Уникально, с фантастической отдачей работали наши ученые, физики. Ударно и без устали на различных производствах трудились десятки тысяч рабочих и инженеров. Создавались новые закрытые города, где проводились сборки и испытания.

Документы по «Атомному проекту» СССР только рассекреченные и отобранные для публикации составляют 7 томов на более чем 6000 страницах. Это всевозможные постановления, распоряжения, письма, указания адресатам по всей необъятной территории Советского Союза. И на всех них – подпись Берии. Одного или в соавторстве. Тысячи документов и тысячи подписей на документах, где срыв указанного хотя бы в одном из них мог вести к срыву, приостановке, а то и к катастрофе всего этого титанического дела. Но срывов не было!

Американцы предрекали нам успех не ранее 1952 г. Но уже 6 ноября 1947 г. нарком иностранных дел СССР В. Молотов заявил, что «секретов в решении атомной проблемы для Советского Союза нет», а 29 августа 1949 г. на Семипалатинском полигоне был произведен первый атомный взрыв советской бомбы РДС-1! На командном пункте находились: Л.Берия, И.Курчатов, главный конструктор Ю.Харитон и другие создатели первой бомбы. Испытание прошло успешно, и у нашего государства появился надежный ядерный щит, давший нам безопасность и паритет с Америкой на долгие годы, фактически до сих пор. Многие причастные к созданию бомбы получили различные государственные награды, премии, льготы, поощрения, Курчатов и Берия были удостоены пожизненного статуса «почетный гражданин СССР».

Далее события разворачивались так: 30 июля 1951 г. – испытание РДС-2, второй ядерный взрыв в СССР; 18 октября 1951 г. – РДС-3, третий взрыв с самолета ТУ-4 на высоте 400 м; 23 августа 1953 г. – РДС-4 («Татьяна»), четвертый взрыв с ИЛ-28 на высоте 600 м. Наконец 12 августа 1953 г. – РДС-6 –испытан первый советский водородный заряд (первый в мире!).
Однако заокеанский агрессор не хотел смириться с очевидным, вошел в кураж и планом Пентагона под кодовым названием «Бойлер» в 1955 г. намечался воздушный атомный удар стратегическими бомбардировщиками В-1В по городам Советского Союза. В то время в США насчитывалось атомных бомб типа «Толстяк» и «Малыш» более сотни, у нас – бомб типа «Тройка» и «Татьяна» – около двух десятков.

И все-таки ядерный щит СССР сработал на отлично, было принято решение об ответном акте возмездия. Круглые сутки самолеты ИЛ-28 с атомными бомбами на борту были готовы вылететь на выполнение боевого задания.
Узнав о готовности ответного удара, Пентагон отменил команду о бомбардировке советских городов. Так, по сути, была предотвращена третья мировая (атомная!) война.

Все это было относительно недавно – каких-то 60 лет назад. Была великая держава – Союз Советских Социалистических Республик, был великий вождь – Иосиф Виссарионович Сталин, была народная Советская власть, которым симпатизировало и помогало все прогрессивное человечество (помощь с риском для жизни в атомных разработках – всего лишь частный случай), были выдающиеся ученые, руководители, разведчики, великий народ-труженик. На все хватало собственных денег, ресурсов, сил; никто не искал «инвесторов», «эффективных собственников», не знал траншей МВФ, ВТО, «подушек безопасности», дефолтов, рецессий, кризисов; не молился на Запад и не ждал помощи от него.

Да и рабочее название бомбы-то было глубоко символичным: не «малыш», не «толстячок» какой, а РДС – РОССИЯ ДЕЛАЕТ САМА. САМА и ДЕЛАЕТ!

А что ДЕЛАЕТ САМА так называемая возрожденная Россия сейчас, через 20 лет ельцинско–путинских реформ? НИЧЕГО! Только скатывается все ниже и ниже: от инфляции к девальвации, от дефолта до кризиса! И когда смотришь сегодня на все это алчное мельтешение иных «лидеров» и их «едроссовской» челяди, горечь и боль берет от того, сколь ничтожны, постыдны и позорны они для России!

Только и остается помнить, что тогда, 60 лет назад, Россия ДЕЛАЛА САМА! Когда – к счастью для страны – в ней были совсем другие люди, был советский народ-победитель!

Вечная слава и память ИМ, создавшим советскую атомную бомбу и спасшим человечеству мир для нескольких поколений! Слава и память!

Распростроняется такое общее мнение, что участники испытаний ядерного оружия были лишены всякой защиты и умерли от радиационной болезни. Оказывается, это далеко не так.

Капитан Никифор Ефимович Лапаев был во время испытаний командиром роты дозиметристов и первым вошел на спецмашине в зону поражения, в еще не осевший ядерный гриб. Выглядит Никифор Ефимович, полковник в отставке, ветеран подразделений особого риска, отец четырех сыновей; бодрым и энергичным. Я слушал рассказ о его жизни, о далеких временах, о том, что некогда было страшной государственной тайной, а теперь обросло легендами и домыслами.
Сложилось такое общее мнение, что участники испытаний ядерного оружия были лишены всякой защиты и умерли от радиационной болезни. Оказывается, это далеко не так. И вот его воспоминания, изложенные четким, военным языком.
Лев АЛАБИН.

ПОД ЯДЕРНЫМ ГРИБОМ

Н.Е. ЛАПАЕВ,
ветеран подразделений особого риска, полковник в отставке

Мои действия во время испытания первой атомной бомбы в 1949 году

В ноябре 1947 года училище связи было сокращено наполовину, в том числе и рота, которой я командовал. Я был назначен командиром радиороты в Москве при 1-м полку связи МО СССР.

Радиорота формировалась только радистами первого класса, переводимыми из других частей. После формирования 148-го ОБС (отдельного батальона связи) он был передислоцирован в Звенигород, где формировалось управление Семипалатинского полигона.

Позже 148-й ОБС и я с ротой по железной дороге были направлены в район Семипалатинска и далее автотранспортом во вновь строящийся городок на берегу Иртыша.

Радиосвязь была запрещена, радиостанции законсервированы. Грамотные радисты остались без работы и их переквалифицировали, в том числе и меня, в дозиметристов, а я приказом по управлению назначен младшим научным сотрудником, по сути дела, старшим дозиметристом.

28 августа, накануне испытания (взрыва), начальник оперативного отдела, начальник химслужбы и я по приказанию командира военной части 52605 (полигон) были направлены в район взрыва для проверки отсутствия в районе людей. А я, кроме того, должен был ознакомиться с дорогами в районе, строениями и размещением техники и объектов, подвергающихся воздействию взрывной волны, радиации и высокой температуры.

Я объездил весь полигон, и стало ясно, что от вышки (центра) по радиусу располагаются: сектор капитальных строений, сектор танковой и автотракторной техники, сектор авиации, в спецокопах сектор продовольственных товаров. Расстояние между объектами 100–200 метров.

Весь полигон был разделен на три пункта: управление и жилгородок – пункт М, научный городок – пункт О, непосредственно полигон – пункт П. Пункт П находился в 30 км от пунктов М и О. Все руководство полигона размещалось на пунктах М и О, там были простые, малообустроенные здания с кабинетами, без всякого комфорта. Там находился и кабинет «Бороды» – начальника всего полигона. По-другому нам тогда имя Игоря Васильевича Курчатова было неизвестно.

После того как мы обследовали безлюдный район, начальник химслужбы зашел в отсек сектора продовольствия, взял бутылку вина и закуски на троих и предложил за успешное завершение задания выпить по рюмочке.

Не успели мы окончить этот «ритуал», как неожиданно появился начальник полигона – генерал – с вопросом: «Вы чем тут занимаетесь?» Начальник оперативного сектора – полковник – ответил на это: «Товарищ генерал, а мы думали, что остаемся здесь в качестве подопытных кроликов». Генерал улыбнулся и успокоил нас: «Ну хорошо, что все нормально, налейте и мне рюмочку». Так закончился канун перед днем взрыва 1-й атомной бомбы.

Утром 29 августа автомашина, укомплектованная приборами, была готова к выезду на объекты. Машина была оснащена защитной свинцовой плитой толщиной примерно 2 см в кабине и в кузове.

В 8 часов утра весь личный состав был выведен из помещений пункта П в поле на высотку в 500–700 м. Все надели противогазы и легли на землю лицом вниз.

Мне же начальник дозиметрической службы подполковник Зикеев предложил остаться в помещении и понаблюдать за показаниями приборов. Я остался. Через пару минут открылась дверь, и вошел начальник полигона, с которым мы выпивали накануне. Он лично решил проверить, что все помещения покинуты. Обнаружив меня, он нецензурно обозвал меня:
– Что ты здесь... делаешь?

– Мне приказал наблюдать за приборами полковник Зикеев, – ответил я.
– Он такой же, как ты, марш за всеми!

Я бегом добежал до сопочки, куда были выведены все: и начальники, и подчиненные, и солдаты, и офицеры, и научные сотрудники. Они в противогазах лежали вниз лицом.

Через 5–6 минут прогремел взрыв, земля затряслась под нами. Землетрясение было в 4–5 баллов, как объяснили люди, которые его измеряли сейсмоприборами.

Через 1–2 минуты полной тишины все вскочили и начали кричать «Ура!», бросать вверх головные уборы, обниматься. «ПОЛУЧИЛОСЬ!»

Мне было не до этого. Я бегом понесся к приборам. Открыл дверь и, о ужас! Дверь, пол и все деревянные части помещения покрыты, как врезавшимися пулями, мелкими частями стекла от окон.

Я понял, что если бы не мой «милый генерал», обругавший меня 15 минут назад и выдворивший меня из комнаты, я был бы куском мяса, истыканным стеклом. Говорят, что даже в Семипалатинске кое-где были повреждены стекла (примерно около 70 км от взрыва). Взрывная волна, световая вспышка и радиация – это три поражающих фактора атомного оружия.
Явившийся начальник увидел меня целым и невредимым и очень обрадовался. Я доложил, что меня выгнал генерал, правда, не сказал, как мы за этот поступок им обласканы.

Машина наготове, экипаж тоже, на горизонте еще не исчез «гриб» после взрыва. Мы отправились в путь, благо как проехать усвоено лично мною накануне, и я по пути давал указания шоферу где и куда повернуть, где остановиться для измерения.
Я был первый, кто увидел последствия этого взрыва. Кроме шофера в машине находились еще трое моих подчиненных сержантов. Когда мы въехали в пылевое облако, то увидели, что дозиметрические приборы зашкалили. Автоматически включились аварийные сигналы: красный свет, зазвенел звонок. Шофер газанул, и мы быстро миновали опасную зону.
25 лет в силу обязательств я не только не мог говорить, как это на самом деле было, но даже упоминать о своем участии в этих испытаниях. Кроме того, я постоянно чувствовал за собой слежку соответствующих органов.

Я был ответственный за контроль радиации на объекте, за соблюдением мер предосторожности и правил безопасности. Лично приходилось видеть скорую смерть нарушителей техники радиационной безопасности. Приведу два примера. На пункте дезактивации проводили замеры радиации у выходивших из зоны. Все полностью разоблачались и выдавалось чистое белье «под пломбой». Вдруг молодой солдатик нерусской национальности при проходе показал такую зараженность, что приборы зашкалили. Оказывается, в секторе продовольствия он добрался до печенья и прочих деликатесов. Наелся вдоволь, а, как известно, доза больше 50 бэр уже смертельна.

Второй случай такой. Мы разбирали кирпичные завалы в одном здании. Руководил работами подполковник. Он был без противогаза и других мер защиты. На мое замечание с гонором ответил: «Старшим, товарищ капитан, замечания не делают. Я и не такое видел». Я доложил начальнику о таком нарушении. А закончилось все тем, что через неделю подполковник попал в госпиталь в безнадежном состоянии.

На 4-й, 5-й день можно было наблюдать, как птицы: ястребы, вороны и другие, распустив крылья, двигались по степи, ни на что не реагируя. Это был результат облучения.

Я лично благодарен академику Игорю Васильевичу Курчатову, который создал такие условия для работы в зараженной радиацией местности, что я и мои подчиненные, соблюдавшие необходимые меры, не подверглись поражению.
Был у меня второй случай, когда я мог стать трупом. Дело в том, что, обследуя один подвал разгромленного здания, я не учел, что противогаз не защищает от газа аргон и, выйдя из подвала, упал в обморок. Спас меня подчиненный, сержант Жабинский. Он сорвал с меня противогаз, и я ожил.

После увольнения из армии работал военруком ГПТУ, техникума, школы № 1 г. Кимры. Всегда проводил работу по противоядерной защите. Лично считаю, что сейчас в стране плохо проводятся мероприятия по защите населения. Наглядно это показалось при катастрофе на Чернобыльской АЭС.

Подробные данные о моей службе хранятся в личном деле в кимрском военкомате и в Комитете ветеранов подразделений особого риска Российской Федерации в Санкт-Петербурге.

PS. Никифор Ефимович Лапаев недавно умер, немного не дожив до 90 лет и до появления этой публикации.

http://sovross.ru/modules.php?name=News&file=article&sid=55945