Наука и техника

Довольно неожиданно некоторые молодые люди, считающие, что они занимаются научной деятельностью, обиделись. Особенно насмешил меня один студент московского технического вуза, житель Набережных Челнов, на ту тему, что он намного лучше меня знает ситуацию и что сейчас, в отличие от советского мрачного прошлого, наука в России прямо-таки расцвела.

Это было бы смешно, если бы не было так грустно. И это, увы, только подтверждает мысль, что на смену научному подходу и научному мышлению приходит что-то средневековое, так как для научного работника абсолютно необходим объективный и критический подход к результатам своей деятельности.

Численность научных работников в России упала, изменился и их возрастной состав. В одном из прежних постов у меня был конспект выступления проректора на Ученом совете, где он, в частности, отмечал, что наибольшее количество научных сотрудников в России – в возрастной группе от 50 до 60. А в группе 20-30 их где-то в 2,5 – 3 раза меньше.

Разумеется, тут есть различия и по специальностям, и по территориям. В Москве, например, легче сменить работу, а технари в отличие от гуманитариев менее привязаны к языку и могут легче менять страну пребывания.

Не так давно я сидел за рюмкой чая на 50-летии коллеги из ВЦ АН РФ (головной НИИ по вычислительной математики), мы смотрели в окно на соседний новый корпус «Стекловки» (головной НИИ по чистой математики), и решили посчитать, сколько в этих двух научных институтах народу не за 50 или под 50. Выяснилось, что есть несколько групп с молодыми сотрудниками, но все они занимаются исключительно какими-то проектами. У одного – обрабатывают данные торгов на биржах, выявляют, не было ли сговора. Другие – держат сайт Путина. А если их отбросить – «сорокалетнюю» молодежь и пр. можно по пальцам пересчитать.

Впрочем, с математикой еще ничего, там особых вложений не надо. Максимум – персональный компьютер, чтобы было где статьи писать и системы интегрировать. В большинстве других областей ситуация много хуже. Вот новая свободная Россия существует около 18 лет. После войны, с 45, СССР просуществовал менее чем в 2,5 раза дольше. Можно ли сказать, что в России и других постсоветских государствах научных достижений в физике, химии и пр. более чем 40% от достижений послевоенного СССР? Нет, конечно, достижения много скромнее. А ведь стартовые условия были несопоставимы. СССР получил обескровленную и разрушенную страну, Россия – полный набор научных объектов и технологий, включая научные кадры.

По идее за счет открытия границ и информации мы должны были бы в тех областях, в которых было отставание, подтянуться, а там, где преуспевали – преуспеть еще больше. Реально же…

Вот возьмем ту же медицинскую науку. Или, точнее, то, что в современной России медицинской наукой считается. Тваюмать, но практически 100% этой современной медицинской науки – это описание того, как протекает заболевание у пациентов и как на это заболевание разные лекарства действуют. Ну да, конечно, трудимся – выявляем факторы риска, считаем 5-летнюю выживаемость, творчески применяем регрессию Кокса и многомерный регрессионный анализ. Выявляем, как кого было лучше лечить.

Замечательно, но это все – вторично. Прогресс в медицинской науке и практике – это новые методы лечения и диагностики. Если за бугром синтезировали и опробовали лекарство, то мы потом начинаем придумывать, как бы его половчее использовать. Пока придумаем – сделают новое.

Мой соавтор недавно ездил (кстати, за свои) в Англию на конгресс медицинских морфологов. Докладывал, какие мы тут напридумывали хитрые методы измерения объектов по их срезам (световая или электронная микроскопия). Народу очень понравилось, высказали комплименты, что до чего мы умные, они и не подозревали, что можно столько информации выжать… Но сами они занимаются тупо другим. Новое лекарство у них синтезировали. Если его в глазки больных диабетом закапать, то атрофировавшиеся сосудики в сетчатке опять прорастать начинают. Вот они эти сосудики тупо считают. А мы потом через несколько лет объясним, что если бы они все делали по-умному, то получили бы более яркие закономерности. Они за прогресс в методике порадуются, а сами будут капать что-то новенькое.

По идее, раз уж мы отстали от западников в материалах, то должны отыгрываться в методическом уровне? Как же, когда кому-то нужно подготовить статью для западного журнала, то начинается вселенский вопль: «мне статью на английском писать, с нормальной статистикой…».

Снижается не только инструментальная база – снижается и требовательность к себе. Физику, например, на первом курсе прошли – и тут же забыли как страшный сон. Про существование производной медик забывает к середине второго курса. А зачем – если по Стьюденту p<0,05, то чего еще нужно?

Я уж умолчу про провинциальные или, скажем, украинские работы – их разбирать по существу обычно просто неудобно.

Так как я в этом котле варюсь уже заметное количество лет и могу здраво оценивать тенденцию, то никаких иллюзий питать не могу. Светлое будущее нашей науки – торсионные поля и лечение заговорами.

Сейчас мы проходим определенную точку, с которой возврат невозможен, точнее, возможен лишь с огромным трудом и большими ресурсами, с ГУЛАГом и шарашками. У нас разваливаются цепочки научных технологий, а также разрушаются научные школы.

Школа – большое дело, она позволяет воспроизводить новых ученых. Далеко не у всех есть научные школы. Вот, например, в США предпочитают не воспитывать новых ученых, а переманивать готовых на конкретные проекты. Это экономически оправдано… когда есть кого переманивать.

Сейчас те, кто занимаются научной деятельностью, должны хорохориться, держатся до последнего. Как оркестр на палубе тонущего Титаника – делать свое дело, сидеть в белых кителях и играть фокстрот. Но себе нужно отдавать отчет – наука в стране разрушается окончательно и необратимо.

Может, и ну ее, эту науку? По-моему, обыватель просто не представляет, каково будет стране, не имеющей своей науки.