В Казахстане

Это последние слова, которые произнес трехлетний Ваня МИХАЛКИН. 5 декаб­ря мальчик заболел обычной ветрянкой. Через неделю его не стало. Как такое могло произойти в XXI веке и не где-нибудь в глуши, а близ крупнейшего мегаполиса страны, где сосредоточено множество медицинских учреждений?

С Александром и Анной МИХАЛКИНЫМИ я встретилась, когда еще и девяти дней не прошло с того момента, как они потеряли ребенка. Я старалась не перебивать. Понимала: им нужно выговориться, хотя это и непросто. Даже слушать непросто. Не дай бог пережить…

- Нашего сына звали Ваня. Ему было три с половиной годика, - с этих слов начинает разговор Александр.

- В апреле исполнилось бы четыре, - едва слышно добавляет Анна. - У старшей дочери была ветрянка, через четыре дня, после того как она выздоровела, заболел Ваня.

- Все это время я был рядом с ним, - восстанавливает те события Александр. - Я на себя работаю, поэтому оставался дома, а жена в город на работу уезжала. Ваня был в детском саду, а вечером пятого числа у него поднялась температура, и мы заметили первые признаки ветрянки. Утром я вызвал “скорую”, чтобы не таскать его в больницу. Нормально все было. Как всегда, болячки зеленкой помазали. Ваня активным был, я его даже на видео снимал. А потом… Сначала у сына заболела левая ножка. Я вместе с ним поехал в Жамбылскую районную амбулаторию, в которой мы обслуживаемся - мы живем в Алматинской области, недалеко от Алматы. Лечение назначили. Ребенок вроде начал поправляться: болячки у него стали заживать. И тут Ваня мне говорит: “Пап, у меня ручка болит”. И тоже левая. Было это 11 декабря. Я “скорую” вызвал. А на следующий день, 12 декабря...

- Это день смерти нашего сыночка, - произносит Анна.

- Я снова поехал с Ванюшкой в поликлинику, - рассказывает Александр. - Говорю: “Вот, посмотрите. Рука болит. Ребенок плачет, ему больно”. Врач выписала ибуфен - и все. Домой отправила. Я понимал, что что-то не так. А Ванюшка… Он ходил и не мог места себе найти. То на диван ляжет, то на кровать. Попросит: “Папа, отнеси меня… чай налей”. А потом… Где-то в обед это было. Я на руки его беру, а у него левая ручка опухла. Жене позвонил. “Скорую” вызвал. Это было днем, без четверти четыре. От нас до Карасайской районной больницы десять минут езды.

- Муж сам туда поехал, его развернули… - добавляет Аня.

- Полчаса проходит - “скорой” нет. Я снова звоню. Где-то в половине шестого машина приехала. Я уже на взводе был: “Почему так долго?” А они: “Свободных бригад нет”. Не знаю, может, у них зафиксировано, что они третий раз за неделю ко мне едут, поэтому и не торопились. Приехали в больницу. Левая ручка у Ванюшки сильно опухла - трогаешь ее, аж кожа натянута. Укол обезболивающий ему поставили. Пытались кровь из вены взять. Тыкали-тыкали: “Ой, вен не видно”. А сын кричит. Он еще разговаривал, но места себе не находил: то в одну сторону повернется, то в другую. Потом к нам подошел какой-то молодой врач и говорит: “Мы вызвали “скорую”, вас повезут в больницу на ГРЭСе (речь об Алматинской региональной детской клинической больнице в поселке Отеген Батыра. - О. А.). В тот момент в больнице не было детского врача.

“Скорую” мы ждали минут тридцать-сорок. Уже ближе к восьми вечера было. Ехали медленно - машина ползла через весь Алматы. Чтобы попасть из Каскелена в

Отеген Батыр, нужно проехать через весь город. Ванюшка лег на животик, попросил: “Папа, дай руку” - и уснул… Когда приехали, Ваню положили на кушетку. Я заметил, что рука у него уже начала чернеть. И лицо его как будто пожелтело. Я еще произнес: “У вас здесь свет какой-то странный…” У сына уже сил не было. Консилиум собрали. Ванюшка мне говорит: “Папа, алло. Алло, папа. Я тебя любу…” Врачи потом сказали, что он бредил. Я подошел к нему. Поцеловал. Его в реанимацию забрали.

В больнице лекарств не оказалось. У нас сохранился листок, на котором нам название написали. Неразборчиво, конечно, но понять можно: левомицетин 0,1 процента в ампулах. Я хотел сразу по­ехать его покупать, но мне говорят: “Сначала бумаги подпишите, если хотите, чтобы ребенку операцию сделали”. Стою пишу, а у меня руки трясутся. Не знаю, что там было написано. Не читал ничего. В этот момент Аня приехала. Она стала подписывать, - говорит Александр.

- У меня тоже трясучка. Где ребенок? Что с ним? - вспоминает мама Вани.

- Мы вместе давай мотаться по аптекам, нигде этого лекарства нет - купили какой-то аналог, - добавляет отец. - В этот момент звонок с незнакомого номера… Мужской голос: “С вами хотел поговорить главный врач реанимации”. Вернулись в больницу. Побежали к палате. Врачи начали с нами знакомиться…

- “Мы сделали все возможное”, - повторяет услышанное в тот момент Анна. - Мужа как подкосило. А я стала требовать: “Где мой ребенок?” Нас завели в реанимацию… Это был не мой Ваня. Он лежал синюшне-черный, в уголке рта, на губах, в носу кровь запекшаяся. Утром я видела своего сыночка живым и бодрым, а вечером получила его мертвым. Как такое может быть?..

- Вот смотрите, - Александр достает мобильный телефон. - Это видео я снимал на второй день после того, как у Ванюши началась ветрянка. Он был активный, веселый. Вот кто скажет, что пройдет три-четыре дня и ребенок умрет?.. А вот видео за шесть часов до смерти. Обычный ребенок, который приболел. Просил же врачей: “Сделайте что-нибудь”. Как же так? Как нам потом сказали, в Карасайской больнице думали, что у Вани менингококковая инфекция. Но, как потом выяснилось, это был ветряночный энцефалит - осложнение, которое может возникнуть во время ветрянки.

Мы спрашивали врачей больницы, в которой умер Ванюшка, можно ли было его спасти. Они отвечали: “Да, надо было вскрыть руку, откачать гной”. Тогда бы гной не попал в мозг, как случилось, и наш сын был бы жив. Время сработало против нас. К врачу поликлиники я пришел с утра. Днем вызвал “скорую”. Потом около двух часов провел в больнице в Каскелене. И все это потерянное время…

- Ветряночный энцефалит, - повторяет Анна. - Нынешнее поколение врачей даже не знает, что несет за собой простейшая, как кажется многим, ветрянка. Родители ветряночные вечеринки устраивают, не думая, какими могут быть последствия. Во многом поэтому мы решили рассказать о нашем горе. Чтобы люди знали и были осторожны, чтобы врачи были внимательнее, чтобы подобное никогда не повторялось. Я юрист и хочу, чтобы провели проверку в отношении смерти моего мальчика. Буду подавать иск в суд, в прокуратуру обращаться.

Нужно говорить еще и о совершенно дикой ситуации, когда ребенка везут из одной больницы в другую через весь город. А ведь рядом с нами находится седьмая городская больница Алматы, сравнительно недалеко - детская городская больница. Но нам говорят: “Вы же в области прописаны. Там вас принять не могут”. Представьте, где Каскелен, а где поселок Отеген Батыра? Какое это расстояние! Разве жизнь ребенка измеряется пропис­кой? Это стыд для государства. Ребенок! Гражданин! Как вы к нему относитесь!

- “Папа, я тебя любу”, - снова произносит Александр.

- Это последнее, что сказал наш сын. Ванюша будто прощался с отцом. А я не успела с ним попрощаться. Увидела уже мертвого ребенка, который утром провожал меня на работу. Эта боль внутри сидит. Уже и слез нет. И только хуже становится. Самое ужасное - возвращаться в эту тишину. Где нет нашего мальчика. Нашего единственного сына…

От редакции Мы очень близко восприняли горе семьи Михалкиных: Ваня - внук нашей сотрудницы. Соболезнуя родным, мы просим министра здравоохранения Елжана БИРТАНОВА провести служебное расследование и выявить меру ответственности медиков амбулатории поселка Жамбыл, Карасайской районной больницы и Алматинской региональной детской клинической больницы. Почему при неоднократном обращении к врачам маленький пациент не получил своевременной и адекватной помощи? Почему медики не проявили бдительности и внимания? Является ли это следствием недостаточной квалификации, отсутствия педиатрической подготовки или плохой организации врачебной помощи?

https://time.kz/articles/risk/2020/01/08/papa-ya-tebya-lyubu