Закона.Нет

10 лет назад, 23 октября 2002 года группа вооруженных чеченских сепаратистов захватила около 800 заложников в театре на Дубровке в Москве во время мюзикла "Норд-Ост".

Боевики потребовали немедленно вывести федеральные войска из Чечни, угрожая в противном случае убить заложников.

Через три дня безуспешных переговоров российские власти отдали приказ о штурме театра. Предварительно в зал, где находились заложники, через вентиляционные трубы был закачан усыпляющий газ.

Военная часть операции была объявлена успешной, 50 боевиков было убито.

Однако в результате отравления газом, плохой организации вывоза людей в больницы и неэффективных и несвоевременных мер по оказанию им помощи погибли 130 заложников.
Гражданка Казахстана Светлана Губарева была среди заложников театра на Дубровке, она осталась жива, но потеряла свою 13-летнюю дочь и американского жениха, с которым собиралась строить новую жизнь.

В интервью Би-би-си она вспоминает события тех страшных дней, поставивших крест на всей ее прошлой жизни.

СГ: У нас было хорошее настроение, мы в тот день получили визу и планировали, как мы вместе с Сэнди поедем в США и будем жить дальше, долго и счастливо...

В начале второго отделения мы увидели в зале вооруженных людей. В то время шла война в Чечне, и это была актуальная тема для России, поэтому первая мысль была, что сценаристы включили такой поворот событий в сюжет.

Но потом один из террористов поднялся на сцену и, чтобы привлечь внимание людей, дал автоматную очередь. Зал замер, и тогда он объявил, что все мы - заложники.

Би-би-си: Какие мысли пронеслись тогда в вашей голове?

СГ: Сначала я подумала, что это шутка. А потом - что надо же было умудриться приехать в Москву и попасть в такую ситуацию.

Страха не было, он пришел позже. Но очень долго я не могла смириться с мыслью, что мы попали в заложники, и что это надолго.

Би-би-си: А как ко всему этому отнеслась ваша дочь, ведь ей было всего 13 лет?

СГ: Как нормальный ребенок. Сначала ей было интересно, потом, наверное, страшно, но она мужественно терпела все это, даже когда у меня сдали нервы.

Наверное, самым адекватным был Сэнди, который сразу понял опасность и стал объяснять, что если начнут стрелять, мы должны спрятаться. Он вообще старался нас успокоить.

Би-би-си: Что происходило в тот момент в театре?

СГ: После выстрелов в воздух я стала смотреть по сторонам и увидела, как по левому проходу идет группа людей. Женщины были одеты во все черное, мужчины были кто в камуфляжной форме, кто в гражданском. У мужчин в руках были автоматы, а у женщин - гранаты и пистолеты.

Я насчитала с каждой стороны вдоль зала по девять женщин. После этого человек в военной форме на сцене объявил, что это захват, что они хотят остановить войну в Чечне и что те, у кого есть телефоны, могут позвонить и сообщить, что театр захвачен.

Реакция у людей в зале была разная, кто-то начал нервничать, впадать в истерику, кто-то, наоборот, оставался спокоен.

Тем, кто нервничал, женщины-террористы, у которых были сумки, стали раздавать валерианку. Меня это поразило: какие предусмотрительные, с валерианкой пришли.

Би-би-си: Вы разговаривали к кем-то из захватчиков?

СГ: Когда люди немного успокоились, Бараев спустился в зал и сел на свободное место через ряд за нами. Мы все к нему обернулись и стали спрашивать, почему вы захватили нас, почему не Думу, не Кремль или еще какое государственное учреждение.

А Бараев ответил, что власти себя хорошо охраняют. Люди стали говорить, что сочувствуют чеченцам, что они тоже против войны, а он на это заметил, "вы же не ходите на митинги с требованием остановить войну. Вы ходите в театры, а нас там убивают".

Вообще у всех боевиков поначалу был такой азарт, мол, мы хотели вас захватить и сделали это. А потом они растерялись: ну захватил, нас много, и что дальше с нами делать? Все хотят есть, пить, в туалет, а они об этом как-то не подумали.

Би-би-си: Как же они поступили?

СГ: Сначала они разграбили театральный буфет, принесли еду и соки, расставили это все по проходу вдоль стены и на сцене. Те кто хотел пить, должны были поднять руку. Вообще все передвижения можно было делать только спросив разрешение у женщины-боевика, которая находилась рядом.

В туалет тоже отпускали только с разрешения. Сначала под туалеты приспособили подсобные помещения. потом лестницы и в конце - оркестровую яму. Запах стоял ужасный, и в итоге они вынуждены были пересадить два первых ряда, потому что дышать там вообще было нечем.

Би-би-си:Тогда вы еще надеялись, что вас спасут, и все закончится мирно?

СГ: Меня такая надежда не покидала. Несколько раз казалось, что вот-вот это произойдет, но каждый раз ничего не получалось.

Би-би-си: Люди, захватившие вас в заложники, сразу дали понять, что они готовы погибнуть сами и убить вас. После того, как на второй день переговорный процесс застопорился, боевики пригрозили убивать по 10 заложников в час.

СГ: Намеренно они убили только Ольгу Романову. У одного мужчины незадолго до штурма не выдержали нервы. Он побежал в сторону террористки, сидевшей возле бомбы, со стеклянной бутылочкой в руках. По нему начали стрелять и тяжело ранили двух других людей, женщину и мужчину.

Женщина осталась жива, а мужчина погиб. И еще одного мужчину террористы убили прямо в зале. У меня было иное отношение к ситуации, чем у россиян.

Нам сразу сказали, что иностранцев убивать не будут. Поэтому угроза расстрела меня лично и мою семью как бы не касалась.

Би-би-си: На третий день был предпринят штурм, но вначале в зал пустили неизвестный газ. Вы представляли тогда, что происходит?

СГ: Так получилось, что зал к тому времени немного успокоился, и мы заснули. Но сначала Бараев в третий раз заявил, что американцев завтра будут освобождать, и сказал, чтобы они звонили в посольство. Я тогда поговорила с посольством и передала трубку Бараеву.

Он договорился с представителями посольства, что в восемь часов утра нас отпустят. Я подумала, что надо скорее заснуть, чтобы пришло утро и все это закончилось. Последний раз, когда я посмотрела на часы, было начало четвертого, Саша и Сэнди спали, и я тоже задремала.

Потом пустили газ, потом - кома. Газ пустили через вентиляционные окна. Мы сидели под одним из таких окон, и нам досталась большая доза.

У меня была остановка сердца и остановка дыхания. Я пришла в себя уже в реанимационном отделении. Со мной в палате была женщина, которая вместе с нами находилась на балконе. Нас вместе привезли, и нам повезло, потому что нам сразу оказали помощь.

Нас мучила жажда, но каждый раз когда мы пили воду, нас постоянно рвало кровью.

Би-би-си: Когда вы узнали, что произошло с вашей дочерью и вашим женихом?

СГ: Когда я пришла в себя, мои близкие уже знали, что Саша погибла, но мне об этом не говорили, потому что лечащий врач сказал, что я слишком слаба, и это может меня убить. Я случайно узнала обо всем по радио.

В соседней палате лежал мужчина, у которого был радиоприемник, это было воскресенье, на следующий день после штурма, и я вдруг услышала Сашину фамилию.

В понедельник утром за мной в больницу пришла моя сестра и представители казахстанского посольства, и я попросила меня выписать, потому что нужно было хоронить Сашу. Потом я позвонила в американское посольство, чтобы узнать, что с Сэнди.

Оказалось, что он тоже погиб, и меня попросили поехать на опознание. Позже, из заключения о смерти, я узнала, что медицинская помощь Сэнди вообще не оказывалась, его из театра увезли сразу в морг. И таких людей среди погибших было как минимум 68.

Мою дочь посол Казахстана нашел в морге Первой городской больницы. Милиционер, который стоял в оцеплении, сказал, что такого бардака за всю свою службу не видел. Он рассказал, что людей складывали в автобусы штабелями, и моя дочь оказалось на дне такого автобуса, в который набили 32 человека.

Если у нее и были шансы выжить после газовой атаки, то после такой транспортировки шансов не осталось.

Би-би-си: Что вы сегодня думаете о людях, которые захватили вас в заложники?

СГ: Конечно, они преступники. Какими бы ни были их проблемы, их нельзя решать за счет жизней других, ни в чем не повинных людей. Но с другой стороны мне их жаль, потому что они тоже жертвы. Тот же Бараев. ведь ему было чуть больше 20-ти на момент захвата.

То есть в первую Чеченскую войну ему было 12 лет. Во время этой войны у него перемешались понятие добра и зла. А женщины, у которых убили всю семью, и они пришли мстить? Вполне возможно, что на их месте я поступила бы так же. В любом случае, они передо мной виноваты меньше, чем Российская Федерация. Ведь не они пускали газ, не они набивали автобус заложниками.

Со мной общались представители посольства Казахстана, Америки, но никто от российских властей не пришел и не попросил у меня прощения.

Все эти годы мне врали, что все сделали для спасения заложников. Разве можно такое простить?
Светлана Губарева и другие бывшие заложники Дубровки основали ассоциацию, которая подала иск против российского правительства, обвинив его в действиях, которые повлекли за собой гибель многих заложников.

В декабре 2011 года Европейский суд по правам человека постановил, что власти России нарушили Европейскую конвенцию в части, гарантирующей право граждан на жизнь, а в июне 2012 года судебное решение было закреплено. Семьи погибших заложников получили "компенсацию морального ущерба".

Однако, что намного более важно, суд отклонил утверждения российских властей о том, что они применили при штурме безопасный газ, и постановил, что именно этот газ, а также отсутствие скоординированных действий по реанимации жертв стали причиной смерти многих заложников.

Европейский суд также отметил, что власти Российской Федерации "не смогли провести расследование причин трагедии".

"Говорят, что время лечит, - говорит Светлана Губарева, - но в моем случае этого не происходит. Наоборот, каждый год боль лишь усиливается, потому что от нас скрывают правду. И я не остановлюсь, пока не узнаю имена тех, кто несет ответственность за случившееся".

BBC