Экономика

Петр СВОИК

Собственно, это уже не слухи, – банковский кризис в Казахстане реально начался, и это уже не секрет.
Компании-заемщики односторонне уведомлены, что процентные ставки по уже полученным ими кредитам пересмотрены банками в сторону увеличения. Стоимость межбанковских кредитов также выросла – только за первые восемь дней августа сразу на 1,8%.
В ключевых банках ставки по ипотеке подняты с 9-11 до 14,5-16 процентов. Но и при этом со всех сторон слышится, что выдача новых ипотечных кредитов, скажем так, затруднена. А где они выдаются, там оценочная стоимость залоговой недвижимости, и ранее-то принимавшаяся величиной не более 70-50% от реально рыночной (о случаях специального коррупционного завышения мы здесь не говорим), занижается еще процентов на двадцать.
Со снятием денег со счетов, тем более – с их закрытием, тоже накапливаются проблемы. Нет, пока в этом не отказывают, но пытаются вежливо отговорить, или хотя бы «прийти завтра».
Еще показательнее переоценка позиций казахстанских банков фондовыми рынками: только за первые восемь дней августа акции АТФ-банка на КАSЕ упали на 17,5%, Нурбанка – на 13, Казкоммерцбанка – на 7 процентов.
На лондонской же бирже случилось уже похожее на обвал: ценные бумаги Альянс банка в те же дни упали сразу на 27,8%, а с момента размещения – так даже и на 37,4 процента. Не намного больше повезло бумагам Казкоммерца – падение со 2 по 8 августа составило 9,6%, а по сравнению с серединой июля – на 30%.
Причем сами же банкиры отмечают, что даже на общем негативном фоне наиболее быстро падают бумаги именно тех банков, что более других оказались «завязанными» на жилищное строительство вообще и ипотечное – в частности.
По общему мнению, неприятности казахстанских банков спровоцированы как бы не ими самими. Цепочка очевидна: падение ипотечного рынка в США привело как к подорожанию стоимости денег на международных рынках, так и вообще к понижению желания тех же европейских банков продолжать ссужать ими так называемые развивающиеся экономики, включая казахстанскую. Вот этот-то вдруг и извне возникший дефицит непонятной пока продолжительности и явился эдаким (временным – надеются все!) препятствием к продолжению, в общем-то, налаженного так называемого рефинансирования своих внешних займов, осуществляемых системообразующими казахстанскими банками уже не первый год подряд.
Сам же принцип внешнего заимствования – он как таковой сомнению не подвергается. Если на что и обращается внимание, так только на «чересчур большие» объемы.
Казалось бы, происходящее уже не только на банковском, но и вообще на финансовом рынке подтверждает версию как внешнего происхождения, так и, той или иной, но – временности нынешнего кризиса.
Так, по той же (вроде бы) причине – вдруг возникшего дефицита денежных средств на международных рынках – качнулся в сторону оттока капиталов из страны и общий валютный баланс Казахстана: если весь прошлый год он был более чем «доллароизбыточным» – Нацбанку для поддержания курса тенге пришлось скупить $1142 млрд (то есть почти по миллиарду долларов среднемесячно), то, например, только за одну биржевую сессию 18 августа (день выборов!) Нацбанку пришлось поставить обратный рекорд – 883,1 млн долларов продаж.
Причем даже столь рекордные интервенции не предотвратили обратный против еще недавно ожидаемого тренд курса нацвалюты. При том что и денежные власти Казахстана, и эксперты прогнозировали укрепление тенге с 121 в июне до, примерно, 115 к концу года, курс скакнул в обратную сторону, за 125 и еще дальше. К европейской и российской валюте, кстати, тенге упал еще сильнее: в третьей декаде августа – уже больше 172 за евро и 4,9 за рубль против менее 169 и 4,83 на конец июля.
К Дню Конституции (когда пишутся эти строчки) слухи по Алматы таковы: в обменниках, где на вывесках значится 127 или 128, долларов реально нет. А где он есть, там купить его можно уже по 140…
Акции, кстати, так и продолжают падать – чуть ли не все и на всех биржах…
А все такие накапливающиеся день ото дня цифровые сообщения, перемешанные со слухами, – это уже плавное впадение во всеобщую панику…
Хотя практически все СМИ, уделившие финансовому кризису хоть какое-то внимание, сходятся на том, что худшего ожидать не приходится, а если и приходится, то – еще не скоро.
Ну что же, долго ли коротко ли будет длиться нынешняя «предпаническая» ситуация, в сторону ли обострения или успокоения она станет разворачиваться, нам с вами не раз еще придется ее комментировать, отслеживая как раз текущую цифирь и ее динамику.
А тем временем (коль скоро времени этого у нас вполне еще достаточно) есть смысл заняться аналитикой гораздо более спокойной – попытаться понять именно концептуальные основы создавшейся ситуации и, соответственно, определиться с тем глубинным трендом, на который уже и будут накладываться всевозможные (и плохо предсказуемые) «завихрения».
По общепринятой логике надо бы начать с внешней ситуации – не даром ведь именно она и «качнула» нашу внутреннюю. И этим мы обязательно тоже займемся. Тем более что глобальная финансово-экономическая картина нам представляется гораздо более тревожной, чем об этом принято писать-думать.
Если брать самый общий срез, то в мировом разделении труда, товаров-услуг, валютных и эмиссионных потоков накопилось много, уже слишком много, диспропорций. Причем самое неприятное даже не в разнообразии и гигантских объемах этих диспропорций, а в очевидном отсутствии у всех больших игроков возможностей остановить их наращивание и, наоборот, наладить хотя бы медленное «рассасывание».
Наоборот – все без исключения оперативные стабилизационные усилия, предпринимаемые той же ФРС и правительством США, Евросоюзом, ведущими биржами, без которых мировые финансы давно бы сорвались в панику, только добавляют следующую порцию неустойчивости в и так уже все более «раскачивающуюся» массу.
И если такая ситуация принципиально не изменится (а пока не видно – кто или что и как вообще ее может изменить), то дело идет к каким-то весьма неприятным катаклизмам уже глобального уровня.
В более же близком (и касающемся непосредственно нас) внешнем разрезе дело (очень похоже) идет к началу того нового цикла, сменяющего ныне завершающийся, который глобальная экономика чередует все последние десятилетия. Мы имеем в виду переход от «рынка продавца», бурно растущего с 1999 года, то есть с цены барреля нефти от менее 10 долларов до более семидесяти до естественного перехода к «рынку покупателя», который может опустить цену того же барреля до нормальной рентабельности нефтедобычи на близких к морям-океанам месторождениях. То есть до уровня в 50-40 или даже много ниже долларов.
Все это, разумеется, не может не сказаться на нашей – казахстанской –ситуации, поэтому «внешний» анализ, во всех его возможных вариациях, необходим, и он нам еще предстоит. Но сейчас (и как раз в силу вышесказанного!) необходимо начать с нашего внутреннего «разбора полетов». Хотя бы потому, что признаваемая всеми непредсказуемость внешняя (пусть оптимисты считают приходящие извне «раскачки» не столь уж нас «цепляющими» и быстро проходящими, а пессимисты – апокалипсическими) обязывает оценивать степень устойчивости и риски казахстанской экономики по такому определяющему фактору, как уровень ее внутренней самодостаточности.
Итак, поехали…
Идущий с 1999 года 10-процентный рост ВВП, определяемый примерно таким же ежегодным ростом мировых цен на нефть, добываемые нами черные и цветные металлы, обеспечили непрерывный и быстрый рост положительного сальдо платежного баланса Казахстана. В этом смысле задача вхождения нашей страны в первую полусотню (даже в первый десяток) наиболее конкурентных государств была решена еще лет пять-шесть назад. Природное сырье не нуждается в красивой упаковке, и его не надо рекламировать по телевидению. Если нефть и сырые металлы у страны-экспортера есть – они раскупаются влет.
Строго по либеральной теории, государство не должно бы вмешиваться в рыночные торги экспортеров и импортеров, и будь соответствующие намеки (открытым текстом такое все же не предлагают) миссий Всемирного банка, регулярно посещающих нашу страну, приняты к исполнению, курс тенге должен бы был подрасти до, скажем, 15 или 10 за доллар. После чего баланс продажи нефти и импорта всего, что наша экономика не производит, должен бы был сам собой стабилизироваться.
Другими словами, за те же объемы нефти мировой рынок расплачивался бы с нами в несколько раз меньшим количеством китайской одежды и турецкой обуви.
Власти Казахстана поступили пусть не совсем либерально, но вполне патриотично и правильно – через государственное вмешательство в поддержку относительно постоянного рыночного курса нацвалюты. Нацбанк начал скупать «избыточные» нефтедоллары, осуществляя тем самым эмиссию эквивалентных дополнительных масс тенге на внутреннем рынке. Вся такая добавочная эмиссия нацвалюты доставалась, само собой, исключительно добывающим и экспортирующим сырье экономическим субъектам. Именно они и определяли, сколько «лишних» долларов им необходимо продать, чтобы покрыть свои потребности не только в поддержании производства, его расширении и выплате налогов, но и в решении уже социальных и иных (денег-то – много!) задач.
В результате сырьевой сектор создал в себе самом и вокруг себя высокий платежеспособный спрос. А благодаря известному уровню (здесь мы тоже в мировой десятке!) коррупции такой же (если не еще выше) платежеспособный спрос образовался (нет худа без добра!) и по всей руководящей вертикали власти, а также и ее «клиентуры». Начиная, разумеется, с фискальных, силовых и «правоохранительных» органов.
Плюс улучшение бюджетной ситуации подключило, худо-бедно, к соискателям недоступных им ранее материальных благ и довольно широкие слои рядовых госслужащих и бюджетников.
На что же самым человечным, так сказать, образом оказался нацеленным этот спрос?
Понятное дело, на приобретение (в порядке реализуемой потребности и приоритетов): а) хорошей импортной одежды-обуви и бытовой техники, б) хорошей машины, в) хорошей квартиры (дома).
Соответственно, во всех перечисленных сферах (плюс кафе-рестораны и индустрия развлечений) возник прямой стимул к инвестициям в срочное наращивание мощностей, поскольку именно эти сектора национальной экономики (сразу после экспортно-сырьевых) обещали наибольшую и быструю рентабельность.
Так, плюсом к остающейся стержневой (и вызывающей почему-то неизменную гордость руководства страны) тенденции к внешнему инвестированию экспортно-сырьевого сектора (за 2000-2006 годы одних только прямых иностранных инвестиций было завезено более $32 миллиардов, плюс более 11 миллиардов долларов портфельных инвестиций) возникла параллельная линия для инвестирования уже и потребительских секторов со стороны национального предпринимательства.
Соответственно, в стране началось сначала «облагораживание» челночного бизнеса. На месте почти диких контейнерных площадок стали возводиться крытые рынки и торговые павильоны, а затем и супермаркеты с кинотеатрами, детскими аттракционами и прочими наворотами. Что не столько создавало новый экономический продукт, сколько утяжеляло существующий. Если покупатели китайско-турецкого ширпотреба пять лет назад, шлепая по контейнерным рядам прямо под дождем и по лужам, доплачивали только транспортные издержки, минимальный доход продавцов да взятки таможне, то теперь к цене совершенно тех же товаров прилепилась вздутая стоимость земли и строительства, рента частных базаркомов и прочие накрутки за «культуру обслуживания».
Параллельно началась активная «автомобилизация» страны: при том, что ни даже отверточной сборки, ни производства самых простейших запчастей так и не появилось, возникла мощнейшая индустрия завоза как подержанных, так и самых новых-дорогих иномарок, снабжения их запчастями, сеть СТО, от примитивных и до экстра-класса, и весь придорожный автосервис.
Ну и чуть позже к этому подключилась, набирая все большие темпы, индустрия строительства евроофисов, частных коттеджей, а затем и элитных многоэтажек. Плюс – разветвленная сеть снабжения импортными строй- и отделочными материалами массы горожан, бросившихся делать «евроремонты» в своих квартирах.
Не будем утяжелять наши сугубо экономические рассуждения предположениями о том, что иностранные инвестиции в сырьевой сектор не такие уж и иностранные, и этих «иностранцев» можно было бы поискать на самом верху казахстанского истеблишмента, а торгово-развлекательный и строительный бизнес слишком уж тесно связан с руководителями регионального масштаба. Что и обеспечило не просто бурный рост строительного бизнеса, но и многократное вздутие цен на землю и квадратные метры.
В любом случае факт остается фактом – за годы экономического роста сложилась именно такая инвестиционная «вилка»: торговля экспортируемым сырьем все больше отходила к иностранному, а торговля импортом – к национальному предпринимательству.
По-хорошему, конечно, руководству государства надо было бы задуматься: а насколько хороша сама по себе такая картина, когда внешний капитал стремительно увеличивает свое присутствие в сырьедобывающем секторе (инвестиции, это, по определению, вложения в увеличение доли инвестора в имущественном комплексе или в акционерном пакете), а на долю национального бизнеса остается лишь вкладываться исключительно в то, что не увеличивает экспортный потенциал страны, не снижает (а, напротив – увеличивает!) потребность в импорте, и единственно, чему фактически способствует, так это всяческим видам «проедания».
И вообще: а целесообразно ли извлекаемый из продажи невосполняемого природного сырья валютный ресурс пускать непременно на не создающие перспективного экономического продукта инвестиции? Не рано ли и не опасно ли, во всех смыслах, так уж срочно повышать уровень потребления и уровень жизни, причем отнюдь не всех казахстанцев, а относительно узкого слоя «новых средних»?
И, наконец, если уж ответственные за макроэкономику руководители решили не мешать «невидимой руке рынка» сгребать ресурсы почти исключительно в сторону потребления (или попросту не дали себе труда подумать об этом), то они, по крайней мере, могли бы (и обязаны были!) побеспокоиться о том, чтобы в такие внутренние потребительские инвестиции конвертировались бы только «избыточные» нефтедоллары, и – не более того.
Однако с самого начала экономического роста в распределение валютно-инвестиционных потоков были заложены принципы как бы само собой разумеющиеся – прямо как бы по классическим учебникам экономикс и как бы полностью в русле рекомендаций МВФ и ВБ, но – совершенно поразительные по отсутствию целостной логики и внутренней увязки отдельно действующих регулятивных блоков.
Разберемся по порядку.
Скупаемые Нацбанком «лишние» доллары представляют собой тот денежный ресурс, который не может не подчиняться универсальному закону сохранения: если в одном месте чего-то убывает, то в другом столько же обязано прибавится. То же относится и к средствам Национального фонда, изымаемым из тенговой массы и конвертируемым в иностранную валюту и ценные бумаги. Коль скоро пополнения ЗВР Нацбанка и Национального фонда государственным вмешательством извлекаются из казахстанского рыночного оборота, то они не могут не быть возвращены в какой-то другой оборот: того же казахстанского рынка или иного. Вот они и возвращаются все эти годы – в экономические обороты далеко не развивающихся государств – ценные бумаги США и стран Евросоюза. Причем казахстанские (государственные) инвестиции в экономики этих небедных государств осуществляются на удивительно невыгодных для «инвестора» условиях: сальдо доходов и затрат, связанных с хранением ЗВР и НФ, год от года отрицательное порядком в сотни миллионов долларов.
Откуда же поступает исходный инвестиционный ресурс для нашей бурно растущей торгово-развлекательно-строительной индустрии?
Отнюдь не от Национального банка, не от Нацфонда и даже не от госхолдинга «Самрук». Эти инвестиции идут… из-за рубежа!
Объяснение чему поразительно простое и… необъяснимое! Механизм как бы прост: Национальный банк Казахстана казахстанским же коммерческим банкам кредиты… не выдает. Формально – через установление заградительной ставки рефинансирования уровнем выше инфляции. Фактически же, начиная еще со времен макростабилизации (до того правительство, пытаясь «развязать» кризис неплатежей, кредитной эмиссией только разожгло гиперинфляцию), – просто не выдает и все.
По учебникам – это как бы правильно: таким образом можно сдерживать рост денежной массы и, соответственно, инфляцию. Правда, при том условии, что никакой иной денежной эмиссии на регулируемом таким образом национальном рынке не производится. Но ведь у нас-то – производится!
Массированную кредитную эмиссию при полном непротивлении национальных денежных властей все эти годы у нас осуществляли… банки Евросоюза! Как раз через системообразующие коммерческие банки Казахстана. Что (между нами говоря) переводит эти банки в статус совсем не наших, а эмиссионных форпостов иностранных валютных систем.
Картина издевательски симметричная: государство Казахстан, в лице правительства и Нацбанка, за годы экономического роста изъяло из национального экономического оборота порядка 40 миллиардов долларов, ссудив их в долг (с фактическим убытком, как уже было отмечено) правительствам и без того богатых государств.
Национальный же коммерческий сектор, противоходом, взял в долг у своих европейских и американских коллег и завез в Казахстан почти в два раза больше – $73,5 миллиарда по отчету за 2006 год.
Ну, что касается «дочек» транснациональных компаний, наделавших долгов на $38 миллиардов, и прочих небанковских заемщиков – про это отдельный разговор. Интересующий же нас банковский сектор назанимал как раз вполне сопоставимую с внешне направленными госинвестициями сумму – $33,3 миллиарда на конец прошлого года.
Представьте себе эдакую проходную, охрана которой строго блюдет: на вход – никого, только на выход. А рядом, на глазах у той же охраны, еще одни ворота, через которые как раз входить и заносить все что угодно – можно.
Или бывшие еще объектом насмешек журнала «Крокодил» госплановские выверты, когда из Кузбасса в Донбасс шли эшелоны с углем, а навстречу им – такие же.
Все это несколько анекдотично, но… с валютными потоками у нас сейчас – очень похоже.
Так вот, если бы даже «звоночек» с резким удорожанием рефинансирования внешних банковских займов не прозвенел сейчас, неизбежное накопление долговой массы и процентов на нее все равно поставило бы ребром вопрос поиска средств для возврата.
Когда национальный ВВП (тем более – даже не за счет роста физического экспорта, а всего лишь за счет роста сырьевых цен) увеличивается «только» на 10% в год, финансовый же сектор показывает за 50 процентов роста, строительный – за 40%, кредитная масса наращивается по 75%, активы коммерческих банков ежегодно практически удваиваются и прибыли тоже растут по 100% в год, – такая финансовая пирамида не может не подойти к пределу, за которым начнется если не обрушение (не дай Бог!), то, по крайней мере, обратный цикл.
То есть период денежной «накачки» казахстанской экономики объективно подошел к своему завершению, и в повестку дня вносится новый вопрос: откуда теперь придется «откачивать» средства для оплаты ранее сделанных долгов?
А то, что обострение внешней ситуации где-то на год-два приблизило такой момент, – так это даже хорошо.
Другой вопрос: услышан ли будет этот упреждающий «звоночек»?
(Окончание следует.)