Архив статей

Quote:

Фавориты и алкоголь
Войны часто получают нелестные эпитеты от обывателей и историков. Их часто именуют грязными, несправедливыми, бессмысленными, и по большей части они заслуживают всех этих наименований.

Примеры войн, которые, казалось бы, сулили немалые выгоды, а на деле не стоили затраченных усилий, известны с глубокой древности. Так, в 356 году до н. э. Фокидский союз, что располагался в центральной части Греции, позарился на сокровища Дельфийского оракула и без боя захватил священный для всех эллинов город Дельфы. Поначалу фокидяне считали, что провернули блестящую рейдерскую операцию, ведь в их руках оказалось более 10 тыс. талантов золота, то есть около 1,7 тыс. т металла, накопленного дельфийским храмом за несколько столетий. Однако вскоре против фокидян сплотилась мощная коалиция, возмущенная подобным святотатством, и началась война, которая длилась десять лет. За это время все захваченные сокровища пришлось пустить на оплату наемных армий, а после поражения Фокидский союз был вынужден выплачивать победителям репарации — по 60 талантов золота в год.

В Средние века люди, как и прежде, воевали, надеясь заполучить несметные сокровища и новые земли. Впрочем, в ту эпоху интерес к обогащению тесно переплетался с религией, и потому люди отправлялись на очередную священную войну в надежде хорошенько пограбить и заодно получить пропуск в рай. Некоторые из этих военных кампаний были спланированы таким образом, что роль основной ударной силы отводилась божьему промыслу, что обычно заканчивалось катастрофой.

Казалось бы, в эпоху разума все должно было стать разумным, включая войну. Но Новое время оказалось столь же богатым на военные безумства, как и предыдущие столетия.

На заре Нового времени мировая политика, как и в Средние века, определялась преимущественно династическими интересами, государственными делами нередко заправляли некомпетентные фавориты, а войска имели слабое представление о дисциплине. Все это порой приводило к нелепым военным авантюрам с катастрофическими последствиями. Одна из таких войн случилась в 1625 году между Англией и Испанией. Началось все с того же, с чего начинается большинство войн,— с денег. Королю Англии Джеймсу I очень хотелось управлять страной без вмешательства парламента. Но парламент собирал налоги, и без его поддержки королю было не обойтись. Помощь пришла с неожиданной стороны: испанский посол предложил устроить династический брак между сыном английского короля принцем Карлом и дочерью Филиппа III Испанского Марией Анной. За испанской принцессой было обещано приданое в размере £600 тыс., что было сопоставимо с бюджетом крупного королевства. Взамен испанцы просили приструнить распоясавшихся пиратов Карибского моря, многие из которых пользовались покровительством английской короны.

Карл остро нуждался в средствах и поспешил принять предложение. Любимец и любовник короля герцог Бэкингем тоже ухватился за эту идею, да и принц Карл был не прочь жениться на испанской инфанте. А вот парламент был категорически против, поскольку английские протестанты не желали иметь ничего общего с испанскими католиками. В результате достигнутая договоренность о браке была расторгнута. И тут за дело взялся Бэкингем, а если этот человек за что-нибудь брался, то провал был почти гарантирован. Бэкингем и принц Карл инкогнито приехали в Мадрид, рассчитывая провернуть выгодную женитьбу подальше от английского парламента. Поскольку Англия и Испания были злейшими врагами, тайная поездка наследника престола и ведущего государственного деятеля Англии к испанскому двору была чистой авантюрой. Как и следовало ожидать, испанцы не отдали инфанту принцу, прокравшемуся в Мадрид, подобно шпиону, а над Бэкингемом, судя по всему, жестоко посмеялись. Так или иначе, принц и королевский любовник вернулись в Англию непримиримыми врагами испанской короны.

Весной 1625 года король Джеймс скончался, и на престол взошел болезненный коротышка Карл I. Новый король желал поквитаться с Испанией, и парламент его охотно поддержал. Бэкингем, занимавший пост лорда-адмирала, взялся планировать операции, но, поскольку в военном деле он мало что смыслил, дело кончилось весьма плачевно. Было решено отправить крупную военную экспедицию на захват Кадиса. Бэкингем надеялся захватить там груженный золотом испанский флот, шедший из Америки, но из-за штормов английская эскадра разминулась с галеонами. На этом несчастья англичан не кончились. Английский командующий сэр Эдвард Сесиль не располагал разведданными и потому был немало удивлен, обнаружив, что Кадис прекрасно укреплен, и взять его штурмом вряд ли получится. Снабжение, за которое отвечал Бэкингем, было налажено из рук вон плохо, и вскоре выяснилось, что у английской армии, в которой было около 10 тыс. человек, нет ни еды, ни питья. И тогда Сесиль разрешил солдатам пить трофейное вино, обнаруженное в брошенных испанцами домах. Даже испанцы не смогли бы повредить англичанам больше, чем этот приказ. Через несколько часов вся английская армия валялась пьяной, а те бойцы, что еще могли держаться на ногах, дрались и палили друг в друга из мушкетов. Чтобы спасти армию, Сесиль скомандовал отбой, после чего осаждающие погрузились на корабли и отбыли в Англию. Утром в опустевший лагерь англичан вошли испанцы и обнаружили там больше тысячи смертельно пьяных солдат. Разозленные испанцы перерезали их всех до единого. На этом война и кончилась. Финансовые потери Англии от провалившейся экспедиции составили порядка £250 тыс., а удар по ее престижу был просто колоссальным. Через три года Бэкингем был убит религиозным фанатиком, а король Карл I закончил тем, что проиграл войну против собственного парламента и в 1649 году был казнен.

Плохое управление, низкий моральный уровень войск и злоупотребление алкоголем еще не раз приводили к печальным последствиям. Пожалуй, самой грандиозной военной катастрофой, порожденной этими причинами, стала битва при Карансебеше, в которой австрийская армия ухитрилась разгромить сама себя.

Беда случилась 17 сентября 1788 года. Австрия уже год вела войну с Турцией за контроль над юго-восточной частью Европы. Армия, возглавляемая самим императором Иосифом II, подошла к городу Карансебешу, находящемуся на территории современной Румынии. Вечером отряд гусар, двигавшийся в авангарде, форсировал реку Тимиш, но вместо предполагаемого османского лагеря обнаружил цыганский табор. У цыган было много шнапса, и гусары пустились в буйное веселье. Пока кавалеристы наслаждались выпивкой и цыганскими песнями, к табору подошел передовой отряд пехоты. Пехотинцы потребовали поделиться шнапсом, но гусары в грубой форме отказали. Пехота возмутилась и пригрозила расправой. Тогда гусары заняли оборону за цыганскими кибитками, заявив, что будут стрелять. История умалчивает о том, кто произвел первый выстрел, нервный пехотинец или пьяный кавалерист, но вскоре завязался бой. Кто-то со страху закричал: "Турки!", и сражавшиеся бросились врассыпную. Вскоре паника охватила все войско. Австрийская армия состояла из представителей разных народов, которые плохо понимали друг друга. Здесь были немцы, румыны, славяне, итальянцы и многие другие. Немецкие офицеры пытались остановить свое бегущее воинство криками "Halt! Halt!". Но иноязычным солдатам казалось, что это турки кричат: "Аллах! Аллах!", и паника усиливалась. Кто-то из артиллерийских офицеров увидел конницу, убегающую от несуществующего врага, принял ее за османскую кавалерию и приказал стрелять картечью... Когда офицерам удалось восстановить порядок, было уже совсем темно, и отличить турок от австрийцев стало совершенно невозможно. Армия приняла бой и доблестно сражалась сама с собой, пока не обратила себя в бегство. В общем смятении Австрия едва не лишилась своего императора, который упал с коня в канаву и чудом остался цел. Через два дня к Карансебешу подошла османская армия, которая обнаружила поле боя, устланное телами австрийских солдат. Потери австрийцев составили около 10 тыс. человек. Война продолжалась еще три года и, как это ни странно, закончилась победой Австрии.

Война за отрезанное ухо
С развитием мореплавания европейцы все чаще воевали друг с другом за торговые преимущества на дальних берегах. Державы активно вели так называемые торговые войны, в ходе которых стремились вытеснить конкурентов с заморских рынков, захватить чужие колонии или просто сократить тоннаж чужого торгового флота. В эпоху меркантилизма, когда в умах главенствовала идея о том, что главным источником богатства для любой страны является внешняя торговля, войны велись с расчетливостью негоциантов. Время от времени в Европе вспыхивали конфликты, предлоги для которых буквально высасывались из пальца. Но даже за самыми нелепыми конфликтами в те времена стоял очевидный коммерческий интерес. Так, например, Оливер Кромвель навязал войну Голландии, которая была торговым конкурентом Англии, но политически — ее традиционным союзником. Для этого лорд-протектор провел через парламент закон, который обязывал все иностранные суда, проходящие через Ла-Манш, спускать флаг при виде английских военных кораблей. Спуск флага уже в те времена считался символом позора и капитуляции, так что конфликт с голландцами, гордившимися своим морским могуществом, становился неизбежным. Так и случилось: в 1652 году голландская эскадра отказалась спустить флаг перед английской, после чего заговорили пушки.

Англичане вообще были мастерами выдумывать нелепые предлоги для развязывания войн. В XVIII веке работорговля была в порядке вещей, но воевать за право импортировать темнокожих невольников считалось все-таки неприличным. С начала века между Англией и Испанией существовал договор об "асиенто": испанцы предоставляли английским купцам право ввозить в свои американские колонии неограниченное число рабов. Англичане, разумеется, не ограничивались экспортом подневольных африканцев и помимо рабов ввозили в испанские колонии всевозможную контрабанду. В ответ на это испанцы начали досматривать английские суда и наказывать нарушителей. К концу 1730-х годов дело дошло до того, что Испания решила отнять у англичан "асиенто". В английском парламенте был поднят вопрос о войне с Испанией, но глава британского кабинета Роберт Уолпол вовсе не жаждал ввергать страну в войну ради интересов работорговцев. И тогда провоенное лобби отыскало достойный повод для войны. В парламент был приведен некий Роберт Дженкинс, который поведал парламентариям историю о том, как он лишился уха.

Роберт Дженкинс был капитаном брига "Ребекка". В 1731 году его судно было задержано испанским военным кораблем по подозрению в пиратстве и провозе контрабанды. Капитан испанского корабля Хулио Леон Фандиньо велел привязать Дженкинса к мачте и собственноручно отрезал ему ухо. При этом, по словам Дженкинса, он произнес: "Иди и скажи своему королю, что если он будет делать то же, что и ты, то я сделаю с ним то же, что сделал с тобой". В сущности, Дженкинс должен был радоваться, что так легко отделался, потому что пиратов обычно вешали на рее. Но по возвращении в Англию контрабандист начал обивать пороги различных учреждений и жаловаться на испанское самоуправство. В 1731 году, когда "асиенто" ничто не угрожало, отрезанное ухо капитана никого не беспокоило. Но в 1739 году Великобритания сочла себя оскорбленной поступком капитана Фандиньо и объявила Испании войну, которая стала известна как "война за ухо Дженкинса". Война продолжалась год, после чего незаметно переросла в войну за австрийское наследство. Англия и Испания, которые уже и так находились в состоянии войны, просто присоединились к разным враждующим коалициям и продолжали воевать, позабыв о капитане Дженкинсе и его отрезанном ухе. После войны Англия согласилась отказаться от "асиенто", получив за это в качестве компенсации £100 тыс. и выгодный торговый договор с Испанией. Война за ухо оставила заметный след в британской культуре, поскольку именно тогда и появилась знаменитая патриотическая песня "Правь, Британия". Рабы в этой песне тоже были упомянуты: "Правь, Британия! Правь волнами; никогда британцы не будут рабами".

Женщины, стул и флагшток
Пожалуй, самым абсурдным конфликтом эпохи раннего колониализма была гражданская война на острове Питкерн, причем велась она вовсе не за золото и не за земли. Предыстория той войны хорошо известна из фильма "Мятеж на "Баунти"" с Марлоном Брандо в роли главного мятежника Флетчера Кристиана. В 1778 году британское правительство отправило в Тихий океан корабль флота его величества "Баунти" под командованием капитана Уильяма Блая. Экспедиция должна была собрать на тихоокеанских островах ростки хлебного дерева, которое предполагалось разводить в карибских колониях Великобритании. После долгого и трудного плавания моряки оказались на Таити, где вкусили все прелести курортной жизни в объятиях раскрепощенных таитянок. На обратном пути дисциплина начала стремительно падать, и в апреле 1779 года на корабле вспыхнул мятеж, во главе которого стоял первый помощник Флетчер Кристиан. Капитан Блай и верные ему люди были посажены в шлюпку и отправлены в океан, а "Баунти" вернулся на Таити. Здесь среди мятежников произошел раскол. Большинство собиралось остаться на острове и наслаждаться жизнью, а меньшинство прислушивалось к словам Кристиана, который предсказывал, что однажды на остров явится британский флот и повстанцы попадут на виселицу. Кристиан собрал команду из восьми единомышленников, заманил на "Баунти" шестерых таитян и одиннадцать таитянок и уплыл искать новую родину. Позднее мятежников, оставшихся на Таити, действительно арестовали английские военные, но люди, ушедшие с Кристианом, доплыли до необитаемого острова Питкерн, где и основали свою колонию. О дальнейших событиях фильм умалчивает. Между тем колонисты какое-то время были вполне довольны жизнью, поскольку даров природы на острове хватало всем. Однако был один "ресурс", запасы которого на Питкерне были весьма ограничены,— женщины. Из-за них-то и началась война.

Когда в 1793 году у одного из мятежников умерла таитянская жена, белые поселенцы не придумали ничего лучше, чем отнять жену у одного из таитян. Тот обиделся и убил нового мужа своей подруги. Мятежники убили мстителя, а оставшиеся таитяне подняли мятеж против самих мятежников. Кристиан и четверо его людей были убиты таитянами, но на этом война не закончилась. Таитянские жены моряков пошли мстить за убитых мужей и перебили восставших таитян. В результате войны мужское население острова сократилось до четырех человек, да и те потом постоянно враждовали и ссорились до тех пор, пока один из них не был убит, а другой не умер от пьянства. Зато оставшиеся двое поделили между собой женщин и наслаждались вечным миром, пока один из них не умер от естественных причин. Когда в 1808 году к острову пристал американский корабль, на Питкерне жил единственный мужчина — Джон Адамс, у которого было девять жен и около сорока детей.

Дальнейшая история колониализма знает немало войн с нелепыми названиями, хотя суть этих конфликтов была не так уж и нелепа. Дело в том, что туземцам с течением времени надоедали притеснения со стороны колонизаторов, и чаша их терпения в какой-то момент оказывалась переполненной. В результате война могла вспыхнуть из-за незначительного повода, или же сопротивление могло вылиться в непривычные для европейцев формы. Так, в 1846 году в Южной Африке вспыхнула "война за топор", а годом раньше в Новой Зеландии началась "война за флагшток". В Южной Африке коренные жители напали на туземных солдат британской армии, конвоировавших их соплеменника, укравшего топор, после чего между колонизаторами и местными племенами вспыхнула война. В Новой Зеландии вождь племени маори Хоне Хеке узнал от французских торговцев, что британский флаг, развивающийся над холмом возле английского поселения, является символом его подчинения британской короне. Вождь отправился на холм и срубил флагшток. Англичане поставили новый флагшток, а Хоне Хеке его снова срубил. Тогда британцы установили мачту, окованную железом, и приставили к ней охрану. Маори перебили часовых и снова срубили шест с "Юнион Джеком", после чего началась полномасштабная война. Закончилась она, кстати, так же нелепо, как началась. Маори прекрасно умели строить крепости, и даже английская артиллерия мало помогала против прочных частоколов и высоких земляных валов. Но однажды в воскресенье, когда британская армия осаждала крепость самого Хоне Хеке, английские солдаты заметили, что в крепости подозрительно тихо. Англичане ворвались на стены, которые почти никто не охранял, и без труда заняли крепость. Оказалось, что большинство маори в это время молились в церкви. Отважные и искусные воины маори были давно обращены в христианство, причем веровали столь истово, что им и в голову не приходило воевать по воскресеньям.

Сами колонизаторы нередко навлекали на себя гнев туземцев тем, что с презрением относились к местным обычаям и верованиям, отчего нелепых войн становилось еще больше. Так, в 1900 году британский губернатор Золотого Берега (современная Гана) лорд Ходжсон попытался аннексировать воинственное африканское королевство Ашанти. В прошлом народ ашанти не раз давал отпор британцам и имел все основания гордиться своими военными традициями. Символом независимости королевства был Золотой Стул, на котором восседал король Ашанти. Ходжсон пленил короля и отправил его в ссылку, а от ашанти потребовал выдать Золотой Стул, заявив, что теперь сам будет на нем сидеть как полноправный правитель завоеванной страны. Ашанти спрятали стул и вскоре восстали, перебив при этом немало англичан. Англия с немалым трудом выиграла "войну за Золотой Стул", но самой реликвии колонизаторы так и не нашли.

Сальвадор—Гондурас 3:0
В конце XIX века великие державы спорили о разделе мира и все чаще прибегали к "дипломатии канонерок", то есть добивались своего, используя угрозу применения военной силы. Такой стиль ведения международной политики был чреват постоянными пограничными конфликтами, каждый из которых мог перерасти в полномасштабную войну. Достаточно вспомнить Фашодский инцидент 1898 года, когда Англия и Франция едва не начали войну из-за того, что небольшой французский отряд занял город Фашоду в южном Судане, где климат был так плох, что египетские власти в свое время ссылали туда преступников. В ту пору великие державы стремились завоевать любые территории, даже пустынные, заболоченные или покрытые непроходимыми джунглями, не имея никакой гарантии, что в этих местах обнаружатся хоть какие-нибудь ценные ресурсы, что само по себе было достаточно абсурдно. Но порой люди, напрямую участвовавшие в территориальных конфликтах, поступали столь безрассудно, что современники не знали, что и сказать. Так, инцидент, произошедший в 1899 году у берегов Самоа, был назван мыслительной ошибкой, которая вовеки пребудет парадоксом человеческой психологии.

В конце XIX века Германия и США претендовали на контроль над островами Тихого океана, причем особый интерес у обеих держав вызывал архипелаг Самоа. Верные принципам "дипломатии канонерок", Берлин и Вашингтон отправили к островам свои эскадры, которые и встретились в гавани столицы Самоа — Апиа. В обеих эскадрах было по три боевых корабля и по несколько кораблей снабжения, так что в бухте было довольно тесно. 15 марта 1889 года на обеих эскадрах заметили приближение страшного тропического циклона. Любой корабль, который остался бы в гавани, неминуемо был бы разбит о скалы. Единственным спасением был немедленный выход в открытое море. Но ни германский, ни американский адмиралы не могли решиться первым отойти от берега. Покинуть гавань первым означало признать свое поражение в мини-противостоянии за обладание Самоа, и потому обе эскадры стояли в порту, пока не налетел тайфун. Результаты оказались более чем плачевными. Из судов, находившихся в бухте, уцелели лишь один американский и один немецкий корабль, да и их пришлось снимать с рифов и ремонтировать. Число жертв исчислялось сотнями. Впрочем, если бы эскадры все-таки открыли огонь, жертв возможной германо-американской войны было бы значительно больше. А так противостояние США и Германии кончилось тем, что острова просто поделили.

Вообще самым нелепым в большинстве войн ХХ века было не то, как они велись, и не предлоги, которыми они оправдывались. Скорее уж нелепым было несоответствие между средствами, затраченными на саму войну, и экономическими выгодами, которые предполагалось получить в случае победы. Так, Германия начала Первую мировую войну, хотя имела все шансы обойти своих английских и французских конкурентов мирным путем, а для ослабевшей Австро-Венгрии, первой открывшей боевые действия, крупный конфликт и вовсе означал неминуемый распад.

За эпохой мировых войн последовало крушение колониальной системы, и европейцы, прекратив делить мир, перестали воевать друг с другом. Но молодые государства, возникшие на руинах колониальных империй, были готовы воевать за место под тропическим солнцем. Некоторые из конфликтов народившегося третьего мира были порождением больного воображения новоявленных диктаторов. Так, знаменитый правитель Уганды Иди Амин однажды объявил войну США, а поскольку Вашингтон никак на это не реагировал, на следующий день провозгласил себя победителем. В 1978 году "повелителю всех тварей земных и рыб морских" пришло в голову начать настоящую войну с соседней Танзанией, которая была безнадежно проиграна, после чего диктатор-людоед удалился в изгнание.

Однако большинство войн второй половины ХХ века все же имели под собой экономическую основу. Это относится даже к самому нелепому конфликту прошедшего столетия, известному как "футбольная война". К концу 1960-х годов отношения между Сальвадором и Гондурасом резко обострились. Обе страны были членами организации Центральноамериканского общего рынка. Согласно правилам этой организации, более развитый экономически Сальвадор имел некоторые торговые привилегии, что очень не нравилось Гондурасу. Между тем сальвадорские крестьяне страдали от малоземелья и тысячами переселялись в Гондурас, где незаконно захватывали пустующие земли. К 1967 году в Гонудрасе проживало около 300 тыс. сальвадорских мигрантов, многие из них занимались торговлей и активно вытесняли гондурасцев из бизнеса. В конце концов власти Гондураса не выдержали и стали активно выселять сальвадорцев на историческую родину, что сопровождалось массовыми притеснениями трудовых мигрантов. В ответ в Сальвадоре поднялась волна антигондурасских настроений. Военные режимы обеих стран жаждали укрепить свое положение, так что патриотический угар был весьма кстати для властей по обе стороны границы.

В 1969 году начались стыковые матчи за путевки на чемпионат мира по футболу 1970 года, и командам Сальвадора и Гондураса предстояло померяться силами. Первый матч выиграли гондурасцы со счетом 1:0, после чего одна сальвадорская болельщица и патриотка застрелилась, не вынеся национального позора. Второй матч выиграли сальвадорцы со счетом 3:0, после чего сальвадорцы бросились избивать вражеских болельщиков и жечь гондурасские флаги. Третий матч окончился со счетом 3:2 в пользу Сальвадора, после чего гондурасцы избили двух сальвадорских вице-консулов и пошли громить еще не выгнанных нелегалов, а гондурасское правительство разорвало отношения с вероятным противником. 14 июля Сальвадор двинул на Гондурас войска. Война продолжалась шесть дней и закончилась победой Сальвадора. Гондурас был вынужден платить компенсации ограбленным иммигрантам, но зато Сальвадор лишился своих торговых преимуществ и вообще всей своей торговли с Гондурасом. После этой войны обе страны ожидала долгая полоса экономических и политических неурядиц. Зато обе военные хунты на волне патриотических настроений заметно упрочили свою власть.

Это была далеко не последняя нелепая война. Достаточно вспомнить хотя бы тщетные поиски оружия массового поражения в оккупированном Ираке и экономические трудности США, которые за этим последовали. Впрочем, когда государства затевают очередную дурацкую войну, кто-то всегда остается в выигрыше.

kommersant.ru