О нас

Наиболее реалистичным планом решения казахстанской проблемы для России является поддержка создания федеративного двуязычного Казахстана, в котором региональная русская элита северных областей служила бы револьвером, приставленным к виску русофобского крыла казахской элиты

Казахстан является для России в современных её границах не только одним из приоритетных внешнеполитических контрагентов, но и важным фактором внутренней геополитики. Раздел СССР по искусственным административным границам перерезал несколько основных транспортных артерий, связывающих европейскую Россию и Урал с Восточной Сибирью. Совсем недавно, весною нынешнего года, мы почувствовали, насколько уязвимым стало территориальное единство нашего государства.

Спешно заключённое под давлением ЕС, потребовавшего от России скорейшей демаркации с соседями, соглашение с Казахстаном о границе, внезапно поставило миллионы российских граждан перед необходимостью… оформлять заграничные визы для поездки по Транссибирской магистрали из России… в Россию, но через кусочек казахстанской территории. Российско-казахстанская граница несколько раз пересекает железные дороги, связывающие соседние части России. Правда, в конце мая на личной встрече президентов Путина и Назарбаева в Челябинске, за бокалом ирландского пива (этакий пивной сходняк по-евразийски), проблема виз была отрегулирована обоюдным царственным жестом. Транзитные поездки граждан обоих государств через территорию соседа будут осуществляться по-прежнему. Но именно форма президентского междусобойчика, экстренно подправившего непродуманный межгосударственный договор, заставляет сомневаться в прочности принятого решения. Первичен-то всё-таки договор, и казахстанское руководство, если захочет, имеет все основания настоять на выполнении именно договора, а не уговора двух президентов, один из которых скоро вполне может стать бывшим президентом.

Нынешний год грозит быть переломным как в судьбе Казахстана, так и в отношениях двух крупнейших стран постсоветского пространства. Казахстанская оппозиция настойчиво требует выборов президента Казахстана уже в декабре 2005 года. Как обычно в такой ситуации, нет недостатка в прогнозах относительно развития политического процесса. Особую остроту вопросу придаёт поднявшаяся волна «плодово-цветочных» революций, которая, по мнению некоторых экспертов, неминуемо докатится и до Казахстана. Оценки возможности смены власти в Казахстане колеблются в максимально широком диапазоне – от заверений, что «оранжевая революция» в Казахстане невозможна, до убеждённости, что всё будет именно так, как на Украине или в Киргизии, а то и хуже. Можно сказать, что уже сам по себе разброд в среде аналитиков свидетельствует о неопределённости ситуации. Чего нам ждать от казахстанской зимы? – ответа на этот вопрос мы будем ожидать с возрастающим трепетом.

Российское руководство, имевшее неудовольствие лицезреть полный провал своей политики на просторах СНГ за последний год, должно внимательнее отнестись к событиям, грядущим в Казахстане. Однако пока никакого концептуального прорыва в отношениях России с Казахстаном мы не видим. Объективно Россия заинтересована не только в упрочении связей с существующим лидером, но и в налаживании контактов с любыми потенциальными преемниками Назарбаева (в том числе с его нынешними оппонентами), чтобы, если не заручиться гарантиями их лояльности, то хотя бы быть готовыми к какой-то определённой ситуации. Ибо – подчеркнём это ещё раз – Казахстан ныне едва ли не самый важный геополитический партнёр для России.

В то же время мнение о том, что Казахстан «никуда от нас не денется», что он будет вынужден искать сотрудничества и сближения с Россией, ни на чём не основано! Такие оптимистические надежды в отношении некоторых других государств постсоветского пространства уже показали свою несостоятельность. Как бы и на это раз не просчитаться! Россия не в силах решающим образом влиять на политический процесс в соседних государствах, и Казахстан здесь не исключение. Наблюдатели с тревогой (а кто – и со злорадством) отмечают растущую активность известных американских фондов на территории Казахстана – подобно тому, что несколько месяцев назад было в Киргизии. Официальная же Россия, по видимости, может пока противопоставить этому только вялую демонстрацию моральной поддержки действующего президента и фальшивую уверенность (рассчитанную больше на самоуспокоение), что ничего плохого не случится. Эта «медитация ёжика в тумане» уже сослужила печальную службу в конце прошлого года во время выборов на Украине. Или же в Кремле так твёрдо уверены, что, кто бы ни был у власти в Астане, на них самих это никак не скажется?

Отсутствие у Кремля чёткой модели отношений с постсоветскими государствами предоставляет патриотическим группам в России благоприятную возможность для перехвата концептуальной инициативы. Но в случае с Казахстаном здесь вырисовывается проблема, напрямую проистекающая из идейной разнородности российской оппозиции, заявляющей себя национально-консервативной. Политическая Россия ещё не определила, что же означает для неё Казахстан. Если для одних отношение к нему определяется евразийской утопией, то для других – комплексом, как я бы его назвал, «имперской досады». Соответственно, и разброс рекомендаций – как вести патриотическую русскую политику в отношении Казахстана – предельно широк: от пропаганды славяно-тюркского братства до призывов к немедленному аншлюсу Северного Казахстана (а кое-кто уже и оружие для этого начинал покупать).

Убеждение в искусственности казахстанской государственности широко распространено в нашей национал-патриотической среде. Это настроение имеет разную степень напряжённости. Минимум претензий русского патриота к Казахстану – территориальные уступки. В результате раздела СССР (вернее – образования Казахской АССР ещё в 1925 году) от России оказались отторгнутыми земли, давно заселённые и освоенные русскими, составляющими на этих землях компактное большинство. Это – области Уральского и Сибирского казачьих войск с городами Уральск, Гурьев, Петропавловск, Павлодар, Семипалатинск. Претензии расширяются и на территории, где русские в массе появились только в середине прошлого века в связи с освоением целины и созданием новых промышленных районов – области нынешней столицы Казахстана Астаны (Акмолинска – Целинограда) и Караганды. Указывается и на то, что весь восток Казахстана вместе с бывшей столицей Алма-Атой (русское название – Верный) входил в область Семиреченского казачьего войска. Таким образом, получается, что на долю исторической территории казахов остаётся только полоса вдоль пересыхающей Сырдарьи да внутренние пустынные районы. Учитывая, что регионы с издавна значительной долей русского населения окаймляют Казахстан по периметру, некоторые вообще отказывают Казахстану в моральном праве на суверенное существование.

Таковы господствующие настроения в национал-консервативной среде, и незачем их отрицать. Не будем сейчас рассматривать вопрос об их обоснованности (исторической, государственно-правовой и т.д.), тем более, что за последние полтора десятка лет в таком рассмотрении не было недостатка. Недовольство советским административно-территориальным делением высказывалось в интеллигентских кружках задолго до крушения СССР. А гласный почин к пересмотру республиканских границ положил, наверное, А.И. Солженицын своим памфлетом «Как нам обустроить Россию» (1990). Сейчас мало кто вспоминает, что этот солженицынский опус, как и почти всё остальное, что он писал, был нацелен не на защиту державных прав русского народа, а на развал Русской державы под именем СССР. Но, как бы то ни было, среди русских наблюдается заметный «северо-казахстанский» постимперский комплекс, который по раздражающему воздействию на национальное сознание вполне можно сравнить с комплексом по поводу Крыма.

Естественно, что от этого комплекса пытаются всеми возможными путями избавиться, и в призывах к имперской реэкспансии на русской этнической основе нехватки не ощущается. Вопрос в том, есть ли ныне у русской нации силы для подобной политики?

В русских патриотических кругах наличествует (не берусь судить – господствует ли) убеждение в том, что казахская самостийность тягостна для самих казахов. Очень многие, как евразийцы, так и русские националисты, считают, что Казахстан за десятилетия советской власти сделался страной, во многом более близкой по культуре к России, чем к странам Средней Азии. Действительно, факт, что для большой части казахов, живущих на севере республике, русский язык является вторым, а часто и первым родным. Вот только вопрос: есть ли это достаточное основание для большего тяготения к России и русским, чем к своим соплеменникам на юге республики?

Хорошо это или плохо, но казахи ныне – это политическая нация с полным набором признаков самоидентификации. Неважно, что эти признаки в наших глазах выглядят не всегда обоснованными. Недостаток историчности с лихвой компенсируется псевдоисторическими мифами, как то обычно бывает при становлении любой молодой нации. Возьмём для примера хотя бы турок времён Кемаля Ататюрка. Курьёзные школьные учебники той поры, в которых утверждалось, что Адам был турком, не умаляли факта становления нового национального самосознания турецкого народа, а только резче подчёркивали его. Поэтому и упражнения нынешних казахских историков, доказывающих (на деньги тех же американских фондов!), будто именно русские восприняли у казахов письменность и оседлый образ жизни, не устраняют того факта (а скорее подтверждают его), что казахи являются государственным народом, успешно изживающим комплексы собственной исторической неполноценности.

Внутри казахской политической элиты нет разногласий по самому существенному вопросу – относительно казахской государственности. При всех разногласиях между «батыром» Назарбаевым и его оппонентами, все они согласны в одном: «Казахстан – такое же национальное государство, как Франция, Германия и т.п.» (как выразился недавно один из лидеров казахстанской оппозиции). Поэтому вряд ли какие-нибудь неоимперские, евразийские и им подобные прожекты смогут соблазнить казахскую элиту на отказ от недавно обретенной собственной национальной идентичности и растворение в новом интернациональном всесмешении. Она не захочет поменять свою безраздельную власть над Казахстаном на долю власти в каком-то там Евразийском Союзе.

Геополитически Россия и Казахстан составляют единое пространство. Граница между ними не разъединяет, а, скорее, соединяет оба государства. Вопрос безопасности юго-восточных рубежей России нужно решать на путях тесного сотрудничества с Казахстаном, а ещё лучше – на путях взаимной интеграции. В нашей патриотической среде существует большой соблазн «интегрировать» Казахстан в Россию односторонним путём, игнорируя проблему казахской элиты, объявив её «искусственной», а то и вовсе «преступной», «сепаратистской» и «антигосударственной». Между тем, никаких сил и ресурсов для решения казахстанской проблемы в таком ключе пока не имеется. Попытки же договориться с этой элитой, заинтересовав её в некоем постсоветском проекте, выглядят малопродуктивными, как по причине дефицита привлекательных программ подобного рода, так и в силу неизжитой, молодой пассионарности нарождающейся казахской нации, для которой национальная независимость ещё довольно долго будет выглядеть политической парадигмой куда более предпочтительной, нежели любые планы интеграции.

Поэтому в ближайшей перспективе единственно реалистичной целью русской политики на пространстве независимого Казахстана выглядит культивирование второй национальной элиты – славянской. Точнее даже – русской, так как этнокультурных различий между великороссами, малорусами и даже поляками в Казахстане практически не имеется. Все они образуют более или менее единую общность. В северных областях Казахстана русскоязычное население по-прежнему составляет большинство.

Поддержка Россией становления альтернативной элиты в Казахстане, имеющей прочную территориальную базу, во всех отношениях способствовала бы более тесной привязке этой страны к российской политике и российским интересам. Такая контрэлита могла бы стать существенным противовесом любым стремлениям казахского руководства к дистанцированию от России. В то же время не следует рассматривать Северный Казахстан как регион, потенциально предназначенный к вхождению в Россию. Значительно выгоднее было бы поддерживать в нём стремления к автономии в рамках Казахстана, не допуская, в то же время, полного отделения. Ибо пока эти области находятся в составе Казахстана, они представляют угрозу потенциального сепаратизма именно для него, что будет побуждать Астану вести взвешенную политику. Но, будучи в составе России, эти же области создадут проблему для неё самой. Мало кто осознаёт, что значительная масса казахов также проживает в том же самом Северном Казахстане! Просто по причине плотной заселённости этого региона. А России не нужны новые потенциально сепаратистские окраины.

Итак, наиболее реалистичным планом решения казахстанской проблемы для России является поддержка создания федеративного двуязычного Казахстана, в котором региональная русская элита северных областей служила бы револьвером, приставленным к виску русофобского крыла казахской элиты. На большее мы вряд ли сможем рассчитывать в ближайшее десятилетие. И то лишь при условии, что наведём порядок в собственном доме.

Но даже когда это произойдёт, ни в коем случае не следует форсировать процесс формального политического объединения с кем бы то ни было из наследников власти на постсоветском пространстве. Пусть лучше тешатся номинальной независимостью, следуя в фарватере русской политики – такая свободная интеграция будет значительно эффективнее любого государственного или сверхгосударственного союза. И пусть это предложение звучит погребальным звоном для упертых сторонников государственной реэкспансии России «во что бы то ни стало». Новые времена потребуют новых подходов к имперской политике и более гибкой структуры будущей Империи, не всегда сводимой к формальным признакам государства.

Ярослав Бутаков