Мнения

На его фильмы не ходят толпы. У его картин ограниченное количество зрителей. «С этими людьми количество ударов в пульсе примерно одинаково. На некоторые вещи мы смотрим одинаково», — говорит Ермек Турсунов о своих зрителях. В интервью корреспонденту ИА «NewTimes.kz» режиссер рассказал, как изменилась его жизнь после открытых писем к властям и народу, почему он не снимает фильмы про президента, и что есть качественное кино.



В 2014-м Вы писали открытые письма людям, «принимающим решения в этой стране». И людям, «от которых в этой стране мало что зависит». Эти исповеди взорвали казахстанское общество. С тех пор прошло 2 года. Но больше открытых писем Вы не писали. Жизнь наладилась?

— У меня ничего не изменилось. Да и в стране ничего особо не изменилось. Ситуация еще больше накалилась. Кстати, получается, что я тогда уже писал, держа в уме то, что ситуация может накалиться, если не обращать внимания на те вещи, о которых я пытался говорить. Не то, чтобы я предупреждал, или я какая-то там бабка Ванга. Просто, по логике вещей, ситуация складывалась таким образом, что нельзя было не замечать те социальные проблемы, которые назрели в стране. Чтобы эти социальные проблемы не превратились в политические, нужно было тогда об этом говорить. Я об этом и писал, обращаясь к тем, кто принимает решение в этой стране, и к тем, от которых ничего не зависит.

Я не оппозиционер, и не политик. Я обыватель. И, в то же время, я не могу сидеть в стороне, делая вид, что ничего меня не волнует. Я живу в этой стране, хотя мог остаться в любой стране, в которой я жил в свое время. Я около 12 лет прожил за границей. Поскольку я вернулся к себе домой, мы же должны понимать, что у нас дома творится? А дома у меня творится бардак, людей в тюрьмы сажают, они на площади выходят.

Если говорить о коррупции, судьях, обезглавленной оппозиции, то просто эта страна стала аморальной. Я имею право так говорить, потому что я практически во всех концах света побывал - где-то пожил, где-то просто надолго остановился. На Востоке я пробыл около 3-х лет - в Сирии, Иордании, Египте. Поэтому я имею право сравнивать, как там и как у нас. И поэтому говорю, что наша страна аморальная. Все у нас начинается с дачи взятки в детский сад, чтобы устроить ребенка. Заканчивается в правительстве - у нас за все эти годы уже два экс-премьера, на которых заведены уголовные дела. Из тех министров, которых посадили и выпустили, можно сформировать уже два правительства.

Не то, чтобы «какой президент, такая и страна». Просто, какая страна, такой и президент. Одно всегда соответствует другому. Одно не может быть диаметрально противоположным другому. Вещи должны сочетаться. В браке может быть жена плохая, муж хороший, но они все равно живут вместе. Это значит, что у них есть что-то общее. И самые прочные браки, это когда перманентно ругаются, а не так: «ой ты моя лапочка, мой пупсик». Это все фальшиво. А когда по-настоящему - на митинги вышли, друг-друга помутузили, носы поразбивали. Точно так же на кухне посуду побили. Пар выпустили и дальше живем мирно, будто бы все нормально. А сейчас кажется, жена взбунтовалась!

Какие позитивные сдвиги произошли в вашей личной и творческой жизни за эти два года?

— В моей личной жизни ничего не изменилось - та же жена, те же дети. Творческая - я снял картину «Кемпір», потом я снял картину «Жат», о голоде 30-х. Естественно, это не «Аватар», поэтому публика особо не ходит на мои фильмы. А также я поездил по миру, меня на Западе лучше знают, чем здесь. На родине думают, что я публицист. Там думают, что режиссер и правильно думают.

А в стране все стало хуже. Хуже, чем 2 года назад. Самый пик нашего жира пришелся на 2005-2006 годы, когда цены на нефть были высокие. А сейчас цены упали и мы стали злыми.

А в стране?.. Вы можете отметить позитивные моменты?

— Головкин всех побил. Ильин что-то снова поднял. Понимаете, я тоже хочу радоваться!

Но нас радуют только спортсмены?

— Да, радуют нас только спортсмены. В основном, только боксеры, потому что драться мы умеем лучше всех. Открыли кучу новых супермаркетов. А в некоторые сам папа приходил. По-моему, он закупается в одном из них, видимо ситуация в Астане совсем плохая, раз он в Алматы приезжает.

Что еще? Не знаю, честно не знаю. Ничего не происходит, чтобы так действительно радоваться. Вы понимаете? Время больших радостей прошло. Сейчас мы радуемся по мелким поводам - развязку построили, то сделали. А так, чтобы, реальное достижение, прорыв в экономике, культуре - такого нет. Нет повода для большой радости. По мелочам - да.

Почему девальвация в феврале 2014-го не оставила Вас равнодушным, а в августе 2015-го – оставила?

— Когда у человека останавливается сердце, ему делают разряд током. Когда первый раз током ударит, если пациент, конечно, выжил, ко второму удару током он отнесется спокойно, а в третий раз и вовсе не заметит. Они теперь могут делать девальвацию хоть каждый месяц, люди особо реагировать не будут. В первый раз в брачную ночь страшно, а потом для кого-то это превращается в удовольствие (смеется). Вообще, брачную ночь с девальвацией сравнивать, конечно, интересно.

Не то, что меньше взволновала, к току тоже привыкаешь.

Психологически люди привыкли жить в депрессивной стране. У нас жизнь стала стабильно депрессивной. В чем это выражается? Допустим, когда сажают высокопоставленного чиновника, заводят на него уголовное дело, то в цивилизованной стране это - ЧП. Как так? А мы относимся к этому нормально. Обычная сводка новостей: сажают акима, заместителя, у нас даже судей сажают.

Проблемы нехватки пенсии, маленький прожиточный минимум, коррупция в университетах - все это превратилось в обычное дело. То же самое, когда у тебя спрашивают, как дела, все отвечают: «Нормально». Нудным считают человека, который начинает рассказывать, как его дела.

Социальные проблемы превратились в обычное бытие. Мы в стабильной депрессии. А к ней тоже привыкают. Когда в туалете долго сидишь, то привыкаешь к запаху. Так и здесь. Ты живешь в этой стране, ты привыкаешь к этой среде, к хмурым лицам, к хамству на дорогах. Я сам по себе веселый человек, компанейский. Я во всем плохом пытаюсь увидеть смешное. Это же смешно, жить в таком говне и радоваться! Надо еще поискать такой народ. Нам обещали стабильность и она наступила - стабильность депрессивная.

В одном из открытых писем Вы отметили, «жизнь нынче стала такой, что сложно писать о ней сухо и отстраненно». О чем не сухо и не отстраненно Вы написали бы сейчас? Ведь драм в стране за два года меньше не стало…

— Один мой друг, олигарх, хлопая меня по плечу говорил: «Молодец Ерема. Мы тоже так думаем! Но ведь тебе же терять нечего. А нам есть». Я тоже хочу, чтобы мне было что терять. Поскольку, я столько всего наговорил и понаписал, что хочу подвести некий итог. Хочу поставить диагноз нашему времени. Потому что, чтобы лечить, нужно поставить диагноз. Я хочу поставить диагноз о том, что мы есть, кто мы и на какой стадии пребываем - со всеми нашими плюсами и минусами, объективно, без эмоций, холодно, спокойно. Я писал уже, что мы потеряли мораль, отказались от своих традиций, сильно ударились в религию. Причем, религию-то мы приподняли, при этом потеряли веру. Это не игра слов. В человеке должна быть вера. Нам нравится мечтать. Девочки в платках, мужчины пустили бороду. Ну ты хоть что-то понимаешь на арабском? Имамы перевели? Но ведь перевели они Коран на свой лад. Коранический текст расшифрован на 8%. Я жил в арабских странах, я знаю. И что ты можешь из всего этого уловить? У нас сейчас мода на Ислам. Я ничего не имею против классического Ислама, но и сам пророк Мухаммед предрекал, что придут язычники и сделают трансформацию его учений. Сейчас наблюдается более 70 течений Ислама. Такое же разнообразие и в христианстве. Как в таком многообразии разобраться, где есть истина? Из-за того, что люди разуверились в жизни, они побежали в мечеть. Верить некому. Этим что ли, или тем? Некому. Только ему (богу) остается верить. Поэтому побежали в мечеть с вопросами, а в Исламе есть ответы на все вопросы. А мне нравится там, где нет ответов, а есть ответные вопросы, которые заставляют думать тебя самого. Это есть в буддизме. Когда отвечают вопросом на вопрос, человек начинает рефлексировать, думать, расти.

У казахов говорят: «Елу жылда ел жаңарады» (За 50 лет страна обновляется - прим. NT). И у нас за 25 лет все поменялось. Это же качественно другой народ! Когда я в 1991 году иммигрировал в Америку, в Казахстане был другой народ. В моем детстве, когда мне было 5-6 лет, были абсолютно другие люди. У меня остались в воспоминаниях другие казахи, казахстанцы. Это был другой народ. А тот, который я сейчас вижу - это другой. Да. Тот же язык, тот же антропологический тип, но в душе другое. Раньше у нас был культ предков, сейчас культ денег. Последним казахом я называл Бельгера. Подтверждение тому, что я сейчас говорю - в детстве все хотели быть космонавтами, летчиками. А сегодняшняя молодежь хотят стать агашками. Это даже не профессия, а положение. Они ищут статус. Я не помню, когда я последний раз видел слесаря, столяра, инженера. Никто не хочет работать руками. Мало кто хочет работать головой. Те таланты, которые у него есть, тратит не в том направлении. Сейчас хотят научиться «разводить». Это глагол, который родило наше время. Так же появились новые слова как: «лохануть, кинуть, поднялся, мажор, крутик». В наше время таких слов не было, а если и были, то имели другой смысл. Это не то, что я тут, как старый человек, сижу и бурчу. Я еще тот молодой, во мне бесы еще бегают.

Это качественно другой народ, который проиграл битву с сытостью. У казахов говорят: «Семіздікті қой ғана көтереді» (Ожирение может перенести только баран - прим. н.т.). Мы пережили войну, голод, и мы сохранили себя. Но мы не смогли перенести жирдяйство. И именно поэтому по улицам ездят люди задом наперед, сбивают пешеходов, усеновщина - сбил человека, отец откупил, и ездит спокойно дальше.

25 лет - это две школы. Первый выпуск - полудебилы, второй — полные, потому что они писать не умеют, книг не читают. Все время в своих телефонах. Они даже не знают, что такое рефлексировать. Мышление фрагментарное, на любой вопрос ищут ответ в Гугле. Время сработало против нас и мы проиграли по всем позициям. Мы остались без аксакалов. Стариков много, аксакалов не осталось. А это - целый институт.

Мое поколение, которое грезило о независимости... Понимаешь? Тогда была эволюция. Когда пришла независимость, у нас была эйфория. «Наконец-то, то, что досталось нам от наших предков». И что? Самые ушлые из этого общества, первая генерация отечественных буржуа - они смогли как-то подняться, устроиться. Сначала они продавали куртки из кожзаменителя из Турции. Сейчас они владельцы больших корпораций, бизнес-структур. Кто-то сумел устроиться в политике. Но большинство, 99% людей профукали возможности, не смогли устроиться. Не сказать, что влачат нищенское существование, но так себе. Но если говорить о всех нас в целом, мы спустили свой шанс в унитаз.

Мы проиграли - те, кто поднялся, имеет счета, и те, кто спрятался так, что до него не докопаться, и те, кто остался внизу. Мы все профукали, потому что 17 млн. казахстанцев - это половина Токио, один Каир, чуть меньше Москвы. 17 млн. населения, вся таблица Менделеева, и девятое место по величине территории. Это же каким надо быть идиотом, или таким ненасытным вором, имея такой потенциал на старте, где стартанули 15 стран, чтобы оказаться в жопе! А почему? Потому что элита оказалась не готова - политическая, научно-интеллектуальная элита. При виде золота и ангел сходит с правильного пути. Они поняли, что все эти богатства можно прибрать к рукам.

В человеке сидят два ангела - злой и добрый. В нашем случае победил злой. Побеждает тот, которого ты кормишь. Мы же перекормили того, кто сидит слева, потому что левая сторона человека отвечает за все плохое. А хороший в нас умер от голода. Я пришел к выводу, что, вот эти два поколения, которые за 25 лет выросли, они выросли, глядя на то, как делается что-либо в нашей жизни. Они видели, как разводятся вопросы - с детского сада, школы, ВУЗа. Они все видели и будут все повторять. Они ничему другому не научились, и это не их вина. Это мы их научили. Так что, не только мы сами проиграли. Мы еще и своим потомкам оставляем эту грязь. Вот, что плохо. Навязали им свою мораль, в которой нет ничего человеческого.

Можно ли сказать, что казахстанцы - потерянный народ?

— Нет. Говорят, что умирает тот, кто скрывает болезнь. Почему моя риторика строится в критическом ключе? Потому что и без меня хватает оплаченных соловьев. Включи любой телеканал, который о наших успехах говорит 24 часа в сутки, читай проплаченные сайты, газеты. Ты ищешь оптимизма? Там вот полно оптимизма. А я, в основном, говорю о том, о чем другие предпочитают молчать по многим причинам. Не то, что я Матросов такой, нет, мне мама говорила: «не ври никогда» (смеется). Меня родители, бабушки воспитали как-то по-другому, и я смотрю на все по-другому. И, как-то, я больше с людьми. Я на съемках езжу в такие дыры, там еще Ленин стоит посередине площади. Там такие простые, деревенские люди, вот там - правда. Там люди не врут. Они говорят то, что видят. И когда ты общаешься с этими бабушками и дедушками, ты понимаешь, что в жизни не может быть две правды. Правда одна. А то, что льется из этих источников (тв, сайты, газеты) - это не полуправда, это уже ложь. Я за то, где есть одна правда. Какой-нибудь комбайнер, скажем, из Костанайской области врать не станет, ему просто незачем. Люди земли. Эти люди мне близки.

Недавно вернулся из Астаны. Как вы там живете? Будто у всех на лицах печать Астаны и это, не смотря на национальность. Смесь строгости, занятости, значимости и пустоты. Манекены в костюмах. Они не умеют радоваться. С лиц людей сошла улыбка, радость. Например, апорт умер и сейчас не могут его возродить, потому что апорт живет в определенных условиях, он очень ранимый. Так и радость, и улыбки с наших лиц сошли, потому что они возникают при определенных условиях. Им тоже надо создать условия.

Сейчас очень мало осталось настоящего - людей, литературы, искусства, кино, театра. Везде присутствует заказ. А шедевры по заказу не рождаются. Это штучное явление. Так и в людях, в толпе появляются иногда единицы, личности. Но, чтобы они появились, нужна благоприятная среда. А сегодняшняя наша среда - это навоз. На наших полях сейчас навоз. Единственная надежда, что после него хорошо растет.

Сейчас много говорят о качестве кино. И вообще, какое оно, качественное кино, по вашему мнению?

— Есть несколько тем, в которых все разбираются. Это политика, футбол и кино. В принципе, сейчас качественного кино очень много, если мы говорим, конечно, об американском продукте. А если о казахстанском, то здесь качественного поменьше. Но мы говорим только о качестве, о ремесле, если ты делаешь кино, снимаешь сериал. Сериал, ролик - тоже изобретательное искусство. Но меня мои учителя, мастера учили искусству кино - это существенная разница. Потому что сегодня кином называют то, что к настоявoему кину отношения не имеет. В прошлом году на Каннском фестивале все было обклеено рекламными плакатами и роликами фильма «Безумный Макс». На Каннском фестивале! А что тогда вы хотите от всего остального мира? «Безумный Макс» — это не кино, это что-то другое. Кино — это «Летят журавли», «Отец солдата», «Легенда о Нарайяме», «Однажды в Америке», «Крестный отец». А то, что сегодня идет на экранах - это 90% не кино. Это компьютерные фокусы, технологические достижения, цифирня. Это достижение технологического разума, но никак не интеллектуального. И уж, тем более, не духовного. Поэтому нужно различать эти вещи, когда мы говорим о кино, его в Казахстане нет.

А Ваше кино качественное?

— Я пытаюсь делать кино. Хорошо это получается или нет, я не могу сказать. Я тот солдат, у которого осталось не очень много патронов. И которому мастера, уходя, сказали: «Так, мы уходим, но за этот участок ты отвечаешь». И я отстреливаюсь как могу. У меня уже патроны кончаются, а там эти «безумные максы» прут на меня все. (смеется). На этой территории я делаю кино. Другое дело, хорошо у меня получается или нет, я не могу сказать. Главное, я отстаиваю эту позицию. Все, что снимается про президента - мне говорят, что сняли кино, я улыбаюсь, потому что это не кино. Да, там актеры, причем актеры первой величины. Как я видел, там Гармаш снимается, Шакуров там ходит не от хорошей жизни. От этого я понимаю, что и в России мало денег. Им неохота сниматься в позорных рекламах, поэтому они идут на это. Они где-то внутри понимают, что это не кино, они люди грамотные, еще того поколения, они видели настоящих.

Вам не повезло. Вы не видели настоящих. А я видел настоящих. У меня были Мотыль, Митта, Мамардашвили преподавал, Рязанов, Никита Михалков, Кончаловский, Данелия, Валерий Семенович Фрид. Ребята — это школа. И она в тебе остается навсегда. Ты не имеешь права предавать. А сейчас время предателей. Я смеялся над Русланом Абдрашевым, это мой парень, я его учил. Я его за руку водил. В итоге он снял три серии. Я говорю: «О, Рустик, ты нарыл золотую жилу, немеркнущая тема. Это все, к чему ты шел?». Продажа профессии, себя... Я никого не осуждаю. Но людей, которые делают кино, у нас я не вижу. Может быть, кто-то думает, что он делает кино. Я не могу это к кино отнести. Это моё мнение. Я не могу отнести к кино «Қазақ елі», которое сейчас делается. Это не кино, потому что это заказ, для галочки, к 16 декабря, или к 6 июлю. У нас несколько славных дат. Датские картины я их называю.

Там поет Заттыбек, Кайрат Нуртас и полный зал обезьян - бандерлоги нашли своего вождя. Нормально. Все это было, Дисней все про это снял. Замечательные мультфильмы, где умные люди еще тогда все сняли, те же аналогии. Я редко смотрю телевизор. Кажется, был Новый год. В Казахстане столько праздников. Делать нечего, все отдыхали. Включаю телевизор, 3 часа идет бенефис Кайрата Нуртаса, потом после него Заттыбек и по другим каналам крутят других ребят. Это катастрофа какая-то. Если к нам приедет, например, Филипп Киркоров, я не знаю, сколько будут стоить билеты, это же будет такое событие. Падение нравов, вкуса. У нас-то хоть какие-то есть фильтры, а у молодежи нет фильтров, они думают, что так и должно быть. Поэтому они безоружны. Подсунь им какое-нибудь фуфло, они клюнут. Самая глупая рыба сом, она глотает все.

Вы очень критичны по отношению к начинающим режиссерам, считаете, что они снимают исключительно ради денег. А для чего снимаете Вы? Что для Вас кино?

— Не то, чтобы я был критичен к молодым, но я, действительно, могу назвать всего несколько имен: Серик Утепбергенов хороший, но он уже не молодой, Ерлан Нурмухамбетов - хороший молодой режиссер. Остальные молодые занимаются, в основном, сериалами. Я о них ничего не могу сказать, потому что сериал — это к формату, который в кино, к искусству не имеет никакого отношения. Это мыло, а им можно густо намылить голову, вот и мылят. А кино — это шампунь. Я не то, чтобы критичен, я хочу радоваться, открывать новые имена, но я ничего не вижу. То, что сегодня делают с ребятами Ержанов, кто-то еще, я посмотрел. Это дипломные работы. В наше время так делали диплом. Понимаешь, когда нет львов, любой аульный барбос возомнит себя им. Пусть будут здоровы и делают что хотят, если у человека к себе требования такие. Нас воспитали так, чтобы к себе были очень высокие требования. А сейчас уровень требований упал, не только к себе, но и везде.

А для чего снимаете Вы? Что для Вас кино?

— Я не знаю. Если кто-то найдет на это ответ, я ему руку пожму. Нет конкретной цели. Конечно, сейчас это уже называется не кино, а бизнес-проект. И там целью и задачей является в 2017 году получить Оскар. Вот это подход. У меня нет цели и задачи. У меня нет цели получить Оскар, я три раза там был. Не надо ездить ни на какие кинофестивали. У меня полный шифоньер этих «орехоколов». Чего там только нет! В первое время, конечно, кайфуешь. А потом, в какой-то момент, понимаешь, что это игра бесов. Самое главное, если ты занимаешься искусством, надо знать, что в искусстве соревнований не бывает! Не сравнивают, кто лучше - Моцарт или Бетховен, постановка вопроса уже дурацкая.

Это придумали люди, чтобы твоя рыночная стоимость росла.Например, получил Каннскую ветвь и твоя цена вырастает. Я попал в шорт-лист Оскара, я в первый раз надел смокинг, танцевал с Шэрон Стоун. А потом, со временем, анализируешь, оглядываешься назад, понимаешь, что все это - от лукавого, золотая пыль.

Поэтому я не вижу конечной цели. Просто я понимаю, что я пытаюсь сохранить в себе человека. Если я снял кино, написал книгу, сделал что-то публичное, то я знаю, что в зал придут немного людей, но придут те, кому действительно интересно. Раньше я переживал, что в зале мало людей, а сейчас думаю, хорошо, что мало людей. Ты что, Заттыбек что ли, или Кайрат Нуртас?

Я много чем занимался, я плотник третьего разряда, каменщик, я даже детский сад сторожил в одно время. Из всех профессий, которые я перепробовал, сегодняшняя, на мой взгляд - мое. Я занимаюсь тем, чем хочется и чем мне интересно заниматься. А это большая роскошь на сегодня. Ведь сколько людей учились одному, а занимаются другим. Сейчас я не делаю то, что не хочу делать и уже не заставишь, даже за большие деньги.

От съемок какого из Ваших фильмов Вы получили больше всего удовольствия?

— Не знаю, так сразу трудно сказать. Везде есть хорошее и плохое. И потом, сегодняшний кинопроцесс - это же маленькая война. Я читал где-то, что на войне люди гриппом не болеют. Так и на съемках, как я заметил, я ни разу не болел. Хотя, вот мы «Шал» снимали, тогда такой дубак на улице стоял! А «Келин» мы вообще в горах, по пояс в снегу снимали, ночные съемки, ветер. На мой взгляд, самое забавное, что мы снимали, это - «Кемпір». Было смешно. Во-первых, повезло с погодой. Все время стояло солнце. Во-вторых, актерский состав. Сдохнешь там, каждый день что ни будь новое, смешное. Все время смеялись, хотя, казалось бы, занимались серьезным делом, все профессионалы.

Газиза Абдинабиева должна была гонять на москвиче, а она водить не умела, мы ее учили. Потом, Кыдырбек Демесинов в речку должен был нырять и для него мы трое одинаковых трусов нашили, дублей-то несколько было, а нужны сухие каждый раз.

Как я пишу свои материалы? Например, пришла мысль в голову, напишу и откладываю в сторону. Потом через неделю перечитываю, свежим взглядом все изъяны видны. Там исправил, тут подтянул и опять отложил. Потом через месяц еще раз перечитываю. И каждый раз ощущение, будто чужой человек написал. С кино так же. Когда пишу сценарий, пишу по несколько лет.

Один фильм - это два года жизни производства. А фильм - это одна фраза. «Келін» - «Мать - это святое», «Шал» - «Стариков много, а аксакалов не осталось». Питч называется смысл всей картины. Ну сколько фраз я успею сказать за жизнь? 10-15? У Данелии 15 фильмов. Что ни фильм, то шедевр.

Вы снимаете драматическое кино. Некоторые считают, что Ваши фильмы полны безнадеги и вгоняют людей в депрессию. Какая сверхзадача у ваших картин? К чему вы ведете зрителя?

— Я ни к чему не веду. Я хочу сказать, что все мои фильмы светлые. Потому что я в них не вру, в них есть свет, надежда, даже в самых тяжелых моих картинах остается послевкусие. Я стараюсь, чтобы осталась хорошее послевкусие, как после хорошего вина. Я всегда думаю о том, с каким настроением человек выйдет из зала. Это важно.

После успеха картин Вам охотнее дают деньги на фильмы?

— Какой там. Иди, подойди к нашим бизнесменам. Мне кажется, нынешний кризис на руку сыграл бизнесменам. У них есть теперь любимая фраза: «Ты видишь, что у нас в стране творится? У нас кризис». Хотя по лицам смотришь и думаешь, что их кризис не мог коснуться. Я очень многим людям благодарен. При жизни неудобно их называть по именам. Я подожду, когда они умрут. Потом буду говорить, кто мне помогал, чтобы была добрая память. Пока все живы здоровы. Им от того, что кого-то я похвалил, не холодно и не жарко. А так, мне очень многие помогали и помогают.

Сейчас, правда, полная задница. Я уже два года сижу. У меня есть несколько сценариев хороших. Хочу снимать, а денег нет. Пошел к Арыстану, а он: «Видишь папа, Қазақ елі? Сними «Қазақ елі». Я говорил, что к 16 декабря мы не успеем, это невозможно. Не успеем, потому что женщина девять месяцев должна носить ребенка, тогда она родит здорового ребенка. А за шесть месяцев можно родить, но за то, что родится, я не отвечаю. Я и не стал снимать. А где этот «Қазақ елі»? До сих пор нет. Потому что это невозможно, есть законы производства, это не делается так быстро. Да и есть темы, к которым нужно относиться не так поверхностно. Ребята, здесь подходы другие. По заказу шедевры не рождаются. Конечно, мысль хорошая. Но тогда к этому надо подходить более ответственно.

Хотели бы вы, чтобы Ваши картины остались в памяти казахстанцев? О какой картине идет речь?

— Не думал, но наверно, любой бы хотел. Как говорят: «Его дело переживет века». Не знаю, я настолько в своих желаниях примитивен (смеется). Я не думал увековечить свое имя. Если получится, хорошо. Мои фильмы сделаны профессионально. Пусть говорят, что они тяжелые, сложные. Но одно могу сказать с полной ответственностью, что они были сделаны профессионально. Там работали серьезные ребята. Я знаю, что мои картины не совершенны, но это нормально. Потому что слишком белое, или слишком черное иногда кажется обманом зрения. Есть картины, более понятные нашему зрителю, есть фильмы менее понятные, по многим причинам. Но все эти картины делались с добрыми намерениями, с чистыми помыслами. И мысль заработать деньги стояла на 69 месте. Когда ты стоишь в степи, в снегу и снимаешь фильм, ты не думаешь о деньгах и о призах. Я понимаю, что сейчас время такое, когда любой, начиная что-либо делать, знает конечную цель. Например, ученый, смотря в микроскоп, видит там продолжение своей карьеры. Я пережил эти моменты, прошел эти уровни, когда хотелось призов, денег, признания. Это просто мой формат жизни. Иногда, достаточно одной фразы, взгляда, чтобы родилась идея.

Акмарал Сакурова
http://newtimes.kz/eshche/mneniya/item/32666-e-tursynov-eta-strana-stala-amoralnoj