Архив статей

В соответствии с межгосударственными договорами от 15 мая 1992 года «О коллективной безопасности» руководством Казахстана было принято решение о направлении сводной роты внутренних войск МВД в составе сводного батальона страны на усиление внешних границ СНГ на таджикско-афганском участке в районе города Калай-Хумб. Было сформировано 20 сводных рот из частей оперативного назначения внутренних войск.В выполнении боевой задачи в общей сложности участвовало свыше двух тысяч солдат и офицеров. 7 апреля 1995 года во время передислокации колонны батальона из Казахстана через Пшихаврское ущелье военнослужащие 7-ой сводной роты шымкентской воинской части № 6506 попали в засаду афганских боевиков. Тогда наши ребята оказались буквально в «каменном мешке»…

…Почти шестнадцать лет прошло с того дня, когда наша молодая армия впервые вступила в бой, в котором погибли семнадцать казахстанских военнослужащих. В свое время об этом немало писала республиканская пресса. Но быть может мне, единственному из казахстанских журналистов, посчастливилось не только поговорить, но и подружиться с участниками того трагического дня.

Этот материал подготовлен со слов двух ребят, в ту пору – лейтенанта Игоря и сержанта сверхсрочной службы Марата. Первый сейчас занят в сфере предпринимательства, второй – офицер.

Первые потери и первый обелиск нашим павшим – все это бой в Пшихаврском ущелье на границе Таджикистана и Афганистана.

Засада

Передвижения миротворческих сил СНГ на таджикско-афганской границе производились под прикрытием вертолетов и особых маневренных групп на БТР-ах. Но в тот день, 7 апреля 1995 года, когда происходила переброска колонны, ядро которой составляли 90 человек из сводной роты под командованием капитана Алданазарова, все – и природа, и человеческая безалаберность – нарушили обычный ход вещей. А на войне это ведет только к одному – потерям.

Вертолеты не вылетели, а колонну группа поддержки почему-то не дождалась, и машины с людьми и боеприпасами в сопровождении двух БТР-ов, зенитной установки на ГАЗ-66-ом, и машины связи (КШМ) выехали без прикрытия.

Руководил передислокацией командир казахстанского батальона майор Лобачев. А общее командование колонной осуществлял российский офицер – заместитель начальника Калайхумбского погранотряда. В целом, всю ответственность за стратегию передвижения несли российские военнослужащие. Российской была и техника.

Инструкция о порядке движения колонны с самого начала была нарушена. Машины с боеприпасами, вместо того, чтобы расположиться по краям колонны, оказались в центре. Не был выдержан и интервал.

В заранее оговоренном месте, где должен был остаться в пикете один взвод, колонна остановилась. Здесь через Пяндж до афганской стороны было метров 200.

Все старшие офицеры поднялись на небольшое плато, возвышавшееся над дорогой. Солдаты повыскакивали из машин размяться и перекурить.

Минут 10-15 было спокойно. Потом по шоссе проехал гражданский «уазик» с медиками, свернул за поворот ущелья и… – взрыв! Стреляли из гранатомета. Видимо, боевики приняли «уазик» за машину с офицерами. И буквально через минуту колонна попала под шквальный пулеметный и гранатометный огонь.

Машина связи была уничтожена сразу. Снайперы прижали вышедших на плато старших офицеров к земле. Следующим загорелся бронетранспортер. Зенитная установка успела выпустить по противоположной стороне лишь один боекомплект, но тоже погибла.

Хуже всего, что не было видно, откуда боевики ведут огонь по колонне. Позже некоторые участники боя вспоминали, что били не только через Пяндж. Видимо, огонь велся и с нашей стороны, но кем и откуда – осталось загадкой.

Разрозненный автоматный огонь наших военнослужащих не мешал снайперам бить точно, прицельно – по офицерам.

Укрытием для наших солдат могли служить только горевшие автомашины и БТР. Но ведь в них находились боеприпасы, и взрыв был возможен в любой момент. Выход один: проскочить от машины к машине 70 с лишним метров до моста через приток Пянджа, поскольку там укрытие понадежнее. Но кто подаст пример? Как преодолеть эти насквозь простреливаемые метры? Смельчаком оказался сержант сверхсрочной службы Марат Ахметов. Затем он принимал под мостом раненых товарищей, делал перевязки. И, наконец, взял у растерянного российского солдата пулемет и повел ответный огонь, прикрывая тех, кто еще не добежал.

Когда кончились боеприпасы, Марат вытащил из горевшего(!) бронетранспортера две коробки с патронами. В ленты их набивал серьезно раненый в плечо лейтенант Игорь Дьяченко. А вскоре к ним присоединился и майор Лобачев. Он – единственный из всех офицеров сумел «переиграть» снайперов и спуститься к колонне.

Бой продолжался пять часов. Подмога подоспела лишь к «шапочному разбору».

И Марат, и Игорь убеждены, что боевики заранее спланировали засаду. Впрочем, так считают и другие участники этого боя. Российской военной прокуратурой по этому поводу даже было возбуждено уголовное дело, однако оно ничем не закончилось. И на вопрос, кто проинформировал боевиков о движении колонны без прикрытия, ответа нет и никогда, видимо, не будет.

Просто служба

После боя раненые были отправлены в Душанбе, а те, кому посчастливилось уцелеть, продолжили службу. Только вот вещи их сгорели вместе с автомашинами. А поспешившее из Алматы высокое воинское начальство привезло, кроме сигарет и старых книг, одни моральные поощрения.

Ну, как тут не вспомнить русско-японскую войну, когда сто лет назад вместо теплых шинелей на фронт везли вагоны икон?!

Марат Ахметов стал инструктором группы спецразведки. Обязанности: выявлять позиции боевиков и корректировать огонь.

На практике это выглядело так. Утром, еще до рассвета, Марат уходил в горы. Располагался в заранее определенном месте и весь день наблюдал за противником. Да так, чтобы даже стеклышко бинокля не сверкнуло на солнце. Цена малейшей небрежности – пуля и смерть. Причем, смерть не только наблюдателя: его гибель – это почти автоматически внезапное нападение на заставу. И спуск «домой» тоже скрытный, но уже в ночной темноте. Как отделить такие «будни» от войны?..

С кем и против кого?

Зачем казахстанцы были на этой войне? Оправданы ли потери? Ответа на эти вопросы у ребят, вернувшихся оттуда, нет.

Но вот что они рассказали о Бадахшане, где стоял их отряд.

Это суровый край, где негде выращивать хлеб, зато там моют золото и добывают драгоценные камни. Однако, эта добыча ведется кустарным способом. Даже сейчас, через много лет после той войны, инвесторы в Бадахшан не пришли.

– Местные жители голодали, – говорит Марат. – Их дети клянчили пищу у наших солдат. Вообще, они не считали себя таджиками, а говорили: «Мы – памирцы».

К казахстанцам они были лояльны, но особым доверием военнослужащих не пользовались. В каждом доме имелось оружие. Эмомали Рахмонова они ненавидели, считая его правительство мафиозным.

– Эти люди сами не понимали, чего хотят. Многие говорили: «Уж лучше присоединиться к России» – добавляет Игорь.

Между тем, местная жизнь вертелась вокруг наркобизнеса. За 15 банок тушенки можно было получить 250 грамм опиума-сырца. А в Москве за такой объем наркоты можно получить машину.

Боевики получали за службу 20 долларов день. Для них это большие деньги.

С тех пор в Балахшане, кажется, немногое изменилось. Только нет там сейчас ни казахстанцев, ни россиян, а потому и информация из тех мест практически не поступает.

Вместо эпилога

Вернемся к участникам того самого боя. Российское командование действовало оперативно: через несколько дней убитые и раненые казахстанские бойцы были награждены российскими медалями.

Из душанбинского госпиталя пострадавших перевезли в Алматы. Здесь к ним зачастило высокое начальство, пообещавшее награды и прочие поощрения.

Однако, свои ордена Марат и Игорь получили только в следующем, 1996-м, году, почти через год после боя. И – после шумной кампании в прессе.

Именами павших солдат названы школы и улицы в их родных городах и аулах. Они высечены на обелиске и в их родной части, где каждый год 7 апреля горько рыдают их родные и близкие. И молчат те, кто в этом бою выжил…