Добавить новость
Как учёные РК в подаренной американцами лаборатории создали тесты на Covid-19
Шрифт:
философ 01 Июля 2020 в 12:52:03
Национальный центр особо опасных инфекций имени Айкимбаева – это бывший Противочумный институт. Уже более 70 лет он сидит на одном и том же месте, в кривом переулке нижней части одноэтажной Алматы, но знают об этом лишь специалисты: Covid-19 – первая опасная эпидемия в стране за многие десятилетия
На стальной двери – ни ручки, чтобы потянуть на себя, ни звонка, лишь датчик для электронного пропуска. Без предварительной договоренности ехать сюда бесполезно, до встречи копии наших документов были высланы в КНБ на согласование. Дверь внезапно открывается сама – видеонаблюдение не дремлет. Металлоискатель, проверка документов, проверка тепловизором, регистрация. Это КПП-1, для персонала. Биоматериал для анализа доставляется через КПП-2 – транспортный контейнер принимается дежурным работником лаборатории по звонку сотрудника полиции.
Четырехэтажный параллелепипед ЦРЛ возвышается справа от «человеческой» проходной. Во все остальные стороны огороженной глухим бетонным забором территории на приличном расстоянии друг от друга разбросаны толстостенные приземистые полубараки сталинских времен, выкрашенные в розоватый больничный цвет, – социальное дистанцирование придумали не сегодня.
Именно сюда с начала февраля везут со всей страны на анализ биоматериалы, то есть смывы и кровь «подозреваемых» на Covid-19.
- Мы здесь в основном занимались бактериальными инфекциями – чумой, холерой, сибирской язвой (41% территории Казахстана эндемичен по чуме. – F), из вирусов плотно работали лишь с конго-крымской геморрагической лихорадкой. С бактериями проще, они стабильны: вон сибирская язва – какая была 100 лет назад, так в ней ничего и не изменилось, а вирус постоянно меняется. Но одной из задач наших центра и лаборатории является также выявление, анализ, диагностика так называемых вновь возникающих инфекций. И эту задачу, как показала текущая пандемия, наши ученые успешно выполняют. 30 января ВОЗ передала Казахстану генетическую формулу нового коронавируса, и уже в течение пяти дней мы и Национальный центр биотехнологий, чей алматинский филиал тоже расположен здесь, на втором этаже, самостоятельно, без участия зарубежных ученых, разработали два варианта ПЦР-тестов, – рассказывает генеральный директор Центра особо опасных инфекций доктор медицинских наук Токтасын Ерубаев.
С учетом ошибок
- Часто спрашивают: «Чем отличаются ваши тесты от китайских?» Да ничем. И они не должны отличаться. Праймеры (короткий фрагмент нуклеиновой кислоты, комплементарный ДНК или РНК вируса-мишени – F) все делались по одним и тем же инструкциям. Единственное, что могу сказать, – те праймеры, которые мы синтезировали по инструкции ВОЗ, менее чувствительные, чем праймеры по инструкции Китайского центра по контролю заболеваний. Если сравнить наши и «моновские», то наши тоже более чувствительные, потому что мы позже делали и имели возможность скорректировать ошибки в инструкциях ВОЗ с учетом более свежей информации от китайских коллег. При желании теперь можем выделять и общеродовые инфекции – при одном из анализов наш тест выявил помимо уханьского коронавирусы, характерные для российского Дальнего Востока, – объясняет начальник отдела биологической безопасности Андрей Кузнецов.
Сборкой тестов занимался отдел экспресс-диагностики и индикации особо опасных инфекций.
- После сборки тест-системы мы хотели купить последние российские для сравнения, нам назвали цену – 1 миллион 35 тысяч тенге на 24 исследования. Наши тесты стоят 233 тысячи на 50 исследований. Но в России приняли процедуру экстренной регистрации в реестре медицинских изделий, а у нас, к сожалению, экстренного пока не предусмотрено. Традиционно это длится примерно месяц, и потом у нас уже будет на руках сертифицированный препарат, который мы могли бы даже экспортировать. Контрольно-комиссионное испытание с участием группы ученых наши тесты уже прошли, – говорит начальник отдела Айгуль Абдрасилова.
Казахстанская тест-система в сравнении с аналогом российского производства включает в себя не один, а несколько специфических зондов для анализа участков вирусного генома, что позволяет повысить информативность и избежать ошибочных результатов
Впрочем, до коммерческого производства еще далеко. По словам Ерубаева, нынешние объемы целиком уйдут на внутренние нужды и создание стратегического запаса.
- Сейчас мы готовим ТЭО нового завода, его строительство и выход на промышленные объемы производства позволят еще снизить цены, – сообщает он. Это потребует капиталовложений в размере 6–7 млрд тенге и полутора-двух лет времени.
Лаборатория раздора
Кузнецов уверен, что все это было бы невозможно, если бы в 2017 в Казахстане не было завершено строительство референс-лаборатории третьего уровня биологической безопасности, оснащенной по последнему слову науки. Проект ожидаемо вызвал недовольство Москвы. Бывший глава Роспотребнадзора, а ныне депутат Госдумы Геннадий Онищенко в интервью российским СМИ регулярно называл его «мощнейшим военным объектом армии США» (свидетельствую – на проходной сидят исключительно сотрудники казахстанской полиции) и грозился решать этот вопрос на политическом уровне. Глава МИД РФ Сергей Лавров, игнорируя официальные заявления казахстанской стороны о сугубо гражданском научно-исследовательском характере объекта, на встрече глав МИД ОДКБ в 2018 предложил выделить место в этой лаборатории для российских структур: «Наши спецслужбы и ученые напряжены появлением этих лабораторий. Не исключают, что это как-то может быть впоследствии использовано против нас. Они же их в Западной Европе не ставят».
«А может, просто долбануть? Мы же знаем, где находится лаборатория. Взять и долбануть», – два года назад предлагал телеглашатай Кремля Владимир Соловьев, а на замечание про двухмиллионный город авторитетно парировал: «Для этой цели есть специальные мелкие долбежки».
Казахстанские власти, известные своей склонностью к компромиссам в международных делах, с целью успокоения партнера по ЕАЭС и ОДКБ даже провели несколько персональных экскурсий для военных и правительственных российских делегаций, но запускать их на постоянной основе отказались.
- Я сказал Онищенко: тогда пустите к себе наших ученых, у нас абсолютно одинаковые дипломы с советским гербом, одни мединституты оканчивали, – вспоминает Ерубаев.
Передача происходила поэтапно – в первый год американская сторона все расходы по содержанию несла сама, на второй наша оплачивала 33%, на третий – 66%. С 2020 ЦРЛ полностью «сидит» на казахстанском бюджете.
Ерубаев не раскрывает стоимость содержания ЦРЛ, признается лишь, что это недешево:
- Это, по сути, мини-завод. Внутри поддерживается отрицательное давление, чтобы оттуда ничего не вышло. Лабораторий с таким уровнем биологической безопасности в Центральной Азии больше нет. Наш институт всегда был региональным и обслуживал кроме Казахстана Кыргызстан, Узбекистан и Таджикистан, специалисты – высочайшего уровня. Сейчас у нас целая вирусологическая лаборатория из более чем двух десятков сотрудников, здание позволяет нам в безопасном режиме выполнять всю самую «грязную» работу по обработке биоматериалов, выделению РНК, обеззараживанию и организовать коммерческий выпуск ПЦР-тестов.
При этом казахстанские тест-системы стоят гораздо дешевле, чем импортные. Например, рыночная стоимость тех, что предлагают нам россияне, выше в 10 раз.
Черная кошка в темной комнате
Видимо, воодушевившись удачным опытом с тестами, Минздрав объявил, что Казахстан начнет работу над собственной вакциной.
- Сейчас по всему миру циркулирует три разновидности коронавируса, против которых вырабатывается разный иммунитет. То есть вакцину возможно создать, найдя общую для всех трех разновидностей черту. К счастью, оказалось, что защитный иммунитет все-таки вырабатывается. А вот его стойкость – это вопрос, который еще предстоит изучить. Первый случай в Казахстане был зарегистрирован лишь 12 марта, соответственно, мы еще не успели проследить уровень антител. Собственно, и в мире тест на уровень антител был разработан совсем недавно, его чувствительность и специфичность все еще под вопросом. Обычно любой диагностический препарат должен проходить обязательную регистрацию, но сейчас из-за того, что больше ничего нет, все идет в ход прямо из лабораторий, – рассказывает Кузнецов.
Над вакциной совместно работают ученые всех трех министерств.
- Это все тот же филиал Центра биотехнологий, с которым мы уже работали над диагностикой, Институт проблем биологической безопасности в Отаре и мы. ЦРЛ как раз и создавалась для межотраслевого сотрудничества, то есть и медики, и моновцы (МОН - Министерство образования и науки - F), и ветеринары – все расположены в одном здании и вместе ведут научные разработки. Но именно мы храним в замороженном виде все клинические материалы, которые получили от больных, и знаем, какие пробы были положительные, а какие дали отрицательный результат. Для того чтобы разработать вакцину, в отличие от диагностического теста, нужен живой вирус. Мы его выделяем из клинического материала и выращиваем, только у нас есть опыт и технические условия для такой предварительной работы. Кстати, мы сами тоже проводим работы по разработке вакцины. Я не хотел бы называть это соревнованием на скорость, потому что мы все работаем в одной команде на благо народа, но кому повезет, у того выйдет раньше. Представьте себе геном – это тысячи пар нуклеотидных последовательностей, и надо определить, на какую из них будут вырабатываться антитела, какие кодируемые белки перспективны, чтобы блокировать именно этот вирус. Немного напоминает поиск черной кошки в темной комнате. Вакцина может быть и против целой вирусной частицы, но хотя такие вакцины создаются гораздо быстрее, они слишком опасны, поэтому, скорее всего, будут разрабатываться искусственно синтезируемые. Однако даже если нашим коллегам повезет больше, то мы в любом случае в Отаре – ветеринары, так что клиническое испытание все равно будем проводить мы, – говорит Кузнецов.
По его словам, специалисты, занимающиеся особо опасными инфекциями, – последние универсалы в узкоспециализированном мире современной медицины:
- Cейчас кардиохируг мало понимает в том, что делает абдоминальный хирург, а уж в том, что делает эпидемиолог, не понимает совсем. Мы же, «особоопасники», вынуждены быть универсалами: занимаемся вопросами и эпидемиологии, и клиники, и лабораторной диагностики.
Строительство ЦРЛ было включено в Исполнительное соглашение о ликвидации инфраструктуры оружия массового поражения, подписанное правительствами РК и США в 2005 году. Само строительство началось в 2010-м и завершено в 2017-м. В начале 2020 года, после завершения отладки всех систем, комплектации и обучения местного персонала (штат ЦРЛ состоит из научных сотрудников трех министерств – здравоохранения, образования и сельского хозяйства) последние американские специалисты покинули лабораторию. Казне США возведение лаборатории обошлось в $72,7 млн
Ученым в Отар передается лишь обеззараженный материал – живой вирус за пределы лаборатории выйти не может. Кажется, это проясняет истинную подоплеку муссируемой некоторыми СМИ скандальной темы о том, что Китай не передал ВОЗу в январе сам вирус, а дал только расшифровку его генома.
- Вирус нужен лишь для того, чтобы определить, работает диагностический тест или нет, для синтеза диагностического теста нужна только последовательность, которую на аппарате ученые собирают, как конструктор Lego, – объясняет Кузнецов. – По всему миру вывоз и ввоз патогенов и материалов, подозрительных на заражение, запрещен.
Экономика непростых вещей
Политологи и экономисты предрекают глобальный рост финансирования медицинской науки. В Казахстане доля науки в расходах государства и компаний – одна из самых низких в мире.
- Думаю, мир наконец будет обращать больше внимания на вопросы биобезопасности и биозащиты. В Казахстане мы это уже видим по отношению к нашему труду правительства и президента. Сейчас готовим концепцию развития нашей службы дальше, с усилением вопросов вирусологии, – говорит Ерубаев.
- Сама казахстанская наука, собственно, никогда и не умирала. Посмотрите, сколько у нас природных очагов чумы. А люди не болеют, и это результат нашей каждодневной работы. Но раньше она была незаметна, иногда даже задавались вопросы: «А чем вы там вообще занимаетесь, зачем вы нужны?» Теперь мы показали, что можем, это привлекло внимание министерства, и надеемся реализовать наши планы по глобальной биобезопасности. Биобезопасность из какого-то локального научного направления стала глобальной – Международный аэропорт Алматы может в любой день принести нам какую-то экзотическую инфекцию, – заявляет Кузнецов.
По его словам, отечественные специалисты по биобезопасности на хорошем счету в мире, тренинговый центр на постоянной основе принимает на обучение курсантов не только из бывших советских республик, но и из Монголии, Афганистана, Вьетнама.
- В частности, моя коллега из Министерства здравоохранения Судана осталась в восторге от нашей системы эпидемиологического надзора за крымской геморрагической лихорадкой, хочет внедрить такую же у себя, – рассказывает собеседник, который первое образование получил в Актюбинском мединституте, а последнее на данный момент – в Швейцарском институте тропической медицины (г. Базель). Сейчас пишет совместную работу с университетом Макирейра (Уганда) по обучению биобезопасности.
Старая гвардия подтягивает молодую поросль – в центр пришло работать несколько магистрантов Назарбаев Университета и европейских вузов. Ерубаев особенно гордится тем, что два его сотрудника получили PhD в Мюнхене (чувствуется, что испытывает особое уважение к немецкой школе особо опасных инфекций, даже для сертификации центра по ISO 9001 выбрал учреждение в Германии):
- Как-то немцам я больше доверяю.
А собственную вакцину Национальный центр особо опасных инфекций производит давно. Правда, она против чумы человека. Центр полностью обеспечивает ею Казахстан и экспортирует в Кыргызстан, Узбекистан и Монголию. Оказывается, вспышки чумы с человеческими жертвами по-прежнему происходят. Три года назад была на Алтае – с летальными исходами и в российской, и в монгольской, и в китайской частях. Нас тогда миновало. Ерубаев считает это заслугой четкой работы потивочумных станций, которых у центра по Казахстану девять. Но, возможно, просто повезло…
https://forbes.kz/process/medicine/osobo_opasnyie_1593428260/?utm_source=forbes&utm_medium=most_shared
На стальной двери – ни ручки, чтобы потянуть на себя, ни звонка, лишь датчик для электронного пропуска. Без предварительной договоренности ехать сюда бесполезно, до встречи копии наших документов были высланы в КНБ на согласование. Дверь внезапно открывается сама – видеонаблюдение не дремлет. Металлоискатель, проверка документов, проверка тепловизором, регистрация. Это КПП-1, для персонала. Биоматериал для анализа доставляется через КПП-2 – транспортный контейнер принимается дежурным работником лаборатории по звонку сотрудника полиции.
Четырехэтажный параллелепипед ЦРЛ возвышается справа от «человеческой» проходной. Во все остальные стороны огороженной глухим бетонным забором территории на приличном расстоянии друг от друга разбросаны толстостенные приземистые полубараки сталинских времен, выкрашенные в розоватый больничный цвет, – социальное дистанцирование придумали не сегодня.
Именно сюда с начала февраля везут со всей страны на анализ биоматериалы, то есть смывы и кровь «подозреваемых» на Covid-19.
- Мы здесь в основном занимались бактериальными инфекциями – чумой, холерой, сибирской язвой (41% территории Казахстана эндемичен по чуме. – F), из вирусов плотно работали лишь с конго-крымской геморрагической лихорадкой. С бактериями проще, они стабильны: вон сибирская язва – какая была 100 лет назад, так в ней ничего и не изменилось, а вирус постоянно меняется. Но одной из задач наших центра и лаборатории является также выявление, анализ, диагностика так называемых вновь возникающих инфекций. И эту задачу, как показала текущая пандемия, наши ученые успешно выполняют. 30 января ВОЗ передала Казахстану генетическую формулу нового коронавируса, и уже в течение пяти дней мы и Национальный центр биотехнологий, чей алматинский филиал тоже расположен здесь, на втором этаже, самостоятельно, без участия зарубежных ученых, разработали два варианта ПЦР-тестов, – рассказывает генеральный директор Центра особо опасных инфекций доктор медицинских наук Токтасын Ерубаев.
С учетом ошибок
- Часто спрашивают: «Чем отличаются ваши тесты от китайских?» Да ничем. И они не должны отличаться. Праймеры (короткий фрагмент нуклеиновой кислоты, комплементарный ДНК или РНК вируса-мишени – F) все делались по одним и тем же инструкциям. Единственное, что могу сказать, – те праймеры, которые мы синтезировали по инструкции ВОЗ, менее чувствительные, чем праймеры по инструкции Китайского центра по контролю заболеваний. Если сравнить наши и «моновские», то наши тоже более чувствительные, потому что мы позже делали и имели возможность скорректировать ошибки в инструкциях ВОЗ с учетом более свежей информации от китайских коллег. При желании теперь можем выделять и общеродовые инфекции – при одном из анализов наш тест выявил помимо уханьского коронавирусы, характерные для российского Дальнего Востока, – объясняет начальник отдела биологической безопасности Андрей Кузнецов.
Сборкой тестов занимался отдел экспресс-диагностики и индикации особо опасных инфекций.
- После сборки тест-системы мы хотели купить последние российские для сравнения, нам назвали цену – 1 миллион 35 тысяч тенге на 24 исследования. Наши тесты стоят 233 тысячи на 50 исследований. Но в России приняли процедуру экстренной регистрации в реестре медицинских изделий, а у нас, к сожалению, экстренного пока не предусмотрено. Традиционно это длится примерно месяц, и потом у нас уже будет на руках сертифицированный препарат, который мы могли бы даже экспортировать. Контрольно-комиссионное испытание с участием группы ученых наши тесты уже прошли, – говорит начальник отдела Айгуль Абдрасилова.
Казахстанская тест-система в сравнении с аналогом российского производства включает в себя не один, а несколько специфических зондов для анализа участков вирусного генома, что позволяет повысить информативность и избежать ошибочных результатов
Впрочем, до коммерческого производства еще далеко. По словам Ерубаева, нынешние объемы целиком уйдут на внутренние нужды и создание стратегического запаса.
- Сейчас мы готовим ТЭО нового завода, его строительство и выход на промышленные объемы производства позволят еще снизить цены, – сообщает он. Это потребует капиталовложений в размере 6–7 млрд тенге и полутора-двух лет времени.
Лаборатория раздора
Кузнецов уверен, что все это было бы невозможно, если бы в 2017 в Казахстане не было завершено строительство референс-лаборатории третьего уровня биологической безопасности, оснащенной по последнему слову науки. Проект ожидаемо вызвал недовольство Москвы. Бывший глава Роспотребнадзора, а ныне депутат Госдумы Геннадий Онищенко в интервью российским СМИ регулярно называл его «мощнейшим военным объектом армии США» (свидетельствую – на проходной сидят исключительно сотрудники казахстанской полиции) и грозился решать этот вопрос на политическом уровне. Глава МИД РФ Сергей Лавров, игнорируя официальные заявления казахстанской стороны о сугубо гражданском научно-исследовательском характере объекта, на встрече глав МИД ОДКБ в 2018 предложил выделить место в этой лаборатории для российских структур: «Наши спецслужбы и ученые напряжены появлением этих лабораторий. Не исключают, что это как-то может быть впоследствии использовано против нас. Они же их в Западной Европе не ставят».
«А может, просто долбануть? Мы же знаем, где находится лаборатория. Взять и долбануть», – два года назад предлагал телеглашатай Кремля Владимир Соловьев, а на замечание про двухмиллионный город авторитетно парировал: «Для этой цели есть специальные мелкие долбежки».
Казахстанские власти, известные своей склонностью к компромиссам в международных делах, с целью успокоения партнера по ЕАЭС и ОДКБ даже провели несколько персональных экскурсий для военных и правительственных российских делегаций, но запускать их на постоянной основе отказались.
- Я сказал Онищенко: тогда пустите к себе наших ученых, у нас абсолютно одинаковые дипломы с советским гербом, одни мединституты оканчивали, – вспоминает Ерубаев.
Передача происходила поэтапно – в первый год американская сторона все расходы по содержанию несла сама, на второй наша оплачивала 33%, на третий – 66%. С 2020 ЦРЛ полностью «сидит» на казахстанском бюджете.
Ерубаев не раскрывает стоимость содержания ЦРЛ, признается лишь, что это недешево:
- Это, по сути, мини-завод. Внутри поддерживается отрицательное давление, чтобы оттуда ничего не вышло. Лабораторий с таким уровнем биологической безопасности в Центральной Азии больше нет. Наш институт всегда был региональным и обслуживал кроме Казахстана Кыргызстан, Узбекистан и Таджикистан, специалисты – высочайшего уровня. Сейчас у нас целая вирусологическая лаборатория из более чем двух десятков сотрудников, здание позволяет нам в безопасном режиме выполнять всю самую «грязную» работу по обработке биоматериалов, выделению РНК, обеззараживанию и организовать коммерческий выпуск ПЦР-тестов.
При этом казахстанские тест-системы стоят гораздо дешевле, чем импортные. Например, рыночная стоимость тех, что предлагают нам россияне, выше в 10 раз.
Черная кошка в темной комнате
Видимо, воодушевившись удачным опытом с тестами, Минздрав объявил, что Казахстан начнет работу над собственной вакциной.
- Сейчас по всему миру циркулирует три разновидности коронавируса, против которых вырабатывается разный иммунитет. То есть вакцину возможно создать, найдя общую для всех трех разновидностей черту. К счастью, оказалось, что защитный иммунитет все-таки вырабатывается. А вот его стойкость – это вопрос, который еще предстоит изучить. Первый случай в Казахстане был зарегистрирован лишь 12 марта, соответственно, мы еще не успели проследить уровень антител. Собственно, и в мире тест на уровень антител был разработан совсем недавно, его чувствительность и специфичность все еще под вопросом. Обычно любой диагностический препарат должен проходить обязательную регистрацию, но сейчас из-за того, что больше ничего нет, все идет в ход прямо из лабораторий, – рассказывает Кузнецов.
Над вакциной совместно работают ученые всех трех министерств.
- Это все тот же филиал Центра биотехнологий, с которым мы уже работали над диагностикой, Институт проблем биологической безопасности в Отаре и мы. ЦРЛ как раз и создавалась для межотраслевого сотрудничества, то есть и медики, и моновцы (МОН - Министерство образования и науки - F), и ветеринары – все расположены в одном здании и вместе ведут научные разработки. Но именно мы храним в замороженном виде все клинические материалы, которые получили от больных, и знаем, какие пробы были положительные, а какие дали отрицательный результат. Для того чтобы разработать вакцину, в отличие от диагностического теста, нужен живой вирус. Мы его выделяем из клинического материала и выращиваем, только у нас есть опыт и технические условия для такой предварительной работы. Кстати, мы сами тоже проводим работы по разработке вакцины. Я не хотел бы называть это соревнованием на скорость, потому что мы все работаем в одной команде на благо народа, но кому повезет, у того выйдет раньше. Представьте себе геном – это тысячи пар нуклеотидных последовательностей, и надо определить, на какую из них будут вырабатываться антитела, какие кодируемые белки перспективны, чтобы блокировать именно этот вирус. Немного напоминает поиск черной кошки в темной комнате. Вакцина может быть и против целой вирусной частицы, но хотя такие вакцины создаются гораздо быстрее, они слишком опасны, поэтому, скорее всего, будут разрабатываться искусственно синтезируемые. Однако даже если нашим коллегам повезет больше, то мы в любом случае в Отаре – ветеринары, так что клиническое испытание все равно будем проводить мы, – говорит Кузнецов.
По его словам, специалисты, занимающиеся особо опасными инфекциями, – последние универсалы в узкоспециализированном мире современной медицины:
- Cейчас кардиохируг мало понимает в том, что делает абдоминальный хирург, а уж в том, что делает эпидемиолог, не понимает совсем. Мы же, «особоопасники», вынуждены быть универсалами: занимаемся вопросами и эпидемиологии, и клиники, и лабораторной диагностики.
Строительство ЦРЛ было включено в Исполнительное соглашение о ликвидации инфраструктуры оружия массового поражения, подписанное правительствами РК и США в 2005 году. Само строительство началось в 2010-м и завершено в 2017-м. В начале 2020 года, после завершения отладки всех систем, комплектации и обучения местного персонала (штат ЦРЛ состоит из научных сотрудников трех министерств – здравоохранения, образования и сельского хозяйства) последние американские специалисты покинули лабораторию. Казне США возведение лаборатории обошлось в $72,7 млн
Ученым в Отар передается лишь обеззараженный материал – живой вирус за пределы лаборатории выйти не может. Кажется, это проясняет истинную подоплеку муссируемой некоторыми СМИ скандальной темы о том, что Китай не передал ВОЗу в январе сам вирус, а дал только расшифровку его генома.
- Вирус нужен лишь для того, чтобы определить, работает диагностический тест или нет, для синтеза диагностического теста нужна только последовательность, которую на аппарате ученые собирают, как конструктор Lego, – объясняет Кузнецов. – По всему миру вывоз и ввоз патогенов и материалов, подозрительных на заражение, запрещен.
Экономика непростых вещей
Политологи и экономисты предрекают глобальный рост финансирования медицинской науки. В Казахстане доля науки в расходах государства и компаний – одна из самых низких в мире.
- Думаю, мир наконец будет обращать больше внимания на вопросы биобезопасности и биозащиты. В Казахстане мы это уже видим по отношению к нашему труду правительства и президента. Сейчас готовим концепцию развития нашей службы дальше, с усилением вопросов вирусологии, – говорит Ерубаев.
- Сама казахстанская наука, собственно, никогда и не умирала. Посмотрите, сколько у нас природных очагов чумы. А люди не болеют, и это результат нашей каждодневной работы. Но раньше она была незаметна, иногда даже задавались вопросы: «А чем вы там вообще занимаетесь, зачем вы нужны?» Теперь мы показали, что можем, это привлекло внимание министерства, и надеемся реализовать наши планы по глобальной биобезопасности. Биобезопасность из какого-то локального научного направления стала глобальной – Международный аэропорт Алматы может в любой день принести нам какую-то экзотическую инфекцию, – заявляет Кузнецов.
По его словам, отечественные специалисты по биобезопасности на хорошем счету в мире, тренинговый центр на постоянной основе принимает на обучение курсантов не только из бывших советских республик, но и из Монголии, Афганистана, Вьетнама.
- В частности, моя коллега из Министерства здравоохранения Судана осталась в восторге от нашей системы эпидемиологического надзора за крымской геморрагической лихорадкой, хочет внедрить такую же у себя, – рассказывает собеседник, который первое образование получил в Актюбинском мединституте, а последнее на данный момент – в Швейцарском институте тропической медицины (г. Базель). Сейчас пишет совместную работу с университетом Макирейра (Уганда) по обучению биобезопасности.
Старая гвардия подтягивает молодую поросль – в центр пришло работать несколько магистрантов Назарбаев Университета и европейских вузов. Ерубаев особенно гордится тем, что два его сотрудника получили PhD в Мюнхене (чувствуется, что испытывает особое уважение к немецкой школе особо опасных инфекций, даже для сертификации центра по ISO 9001 выбрал учреждение в Германии):
- Как-то немцам я больше доверяю.
А собственную вакцину Национальный центр особо опасных инфекций производит давно. Правда, она против чумы человека. Центр полностью обеспечивает ею Казахстан и экспортирует в Кыргызстан, Узбекистан и Монголию. Оказывается, вспышки чумы с человеческими жертвами по-прежнему происходят. Три года назад была на Алтае – с летальными исходами и в российской, и в монгольской, и в китайской частях. Нас тогда миновало. Ерубаев считает это заслугой четкой работы потивочумных станций, которых у центра по Казахстану девять. Но, возможно, просто повезло…
https://forbes.kz/process/medicine/osobo_opasnyie_1593428260/?utm_source=forbes&utm_medium=most_shared
 |
 |
|
