Мнения

В современной России само понятие «нация» вызывает споры. О том, что такое нация существуют десятки точек зрения. Тем не менее, без нации нельзя. Именно нация является предварительным политическим единством, без которого невозможно современного общества.

Чем нация отличается от народа? Народ – это естественная общность людей, связанная прежде всего родством, проживанием на общей территории, языком, религией. Народ, если сказать совсем просто – сообщество родственников, объединенное языком и культурой. Но нация – явление сравнительно позднее и связанное не только с культурно-языковым родством. Особенность нации - она может включать в себя несколько народов. Такова Швейцария, жители которой говорят на немецком, французском, итальянском и даже ретороманском. Но единый народ может быть разделен на несколько наций. Например, говорящие на одном языке сербы, хорваты и боснийцы представляют собой разные нации. А значит, нация не совпадает с народом, представляет собой отдельное явление, разбором сущности которого мы и займёмся.

Чтобы понять, что такое нация, важно найти отправную точку, от которой начинается её строительство. Ту «песчинку», благодаря которой в раковине моллюска образуется жемчужина. Вопрос этот весьма сложен и своеобразен. В качестве отправной точки рассматривался язык (дескать, нации образовываются на базе общности языка), культура, религия. Все они, однако, не подходят, ведь есть нации мультиязычные, сочетающие в себе исповедание разных культурных моделей и тем паче религий. Некоторые связывают создание нации с деятельностью государства. Дескать, последнее специально унифицирует население при помощи школы, армии и других своих институтов и получившаяся культурно и социально однородная масса и есть нация. Всё бы хорошо, но эта теория не объясняет, откуда тогда берутся национально-освободительные движения – ведь они возникают еще до создания собственных государств. Прежде, чем США отделились от Англии и получили возможность обрабатывать свое население по желанию, уже существовали люди, готовые восстать против британского владычества. Вряд ли их научили этому в британских школах. То есть, конечно, там они могли набраться «вредных идей», но ведь не восстали же против англичан другие колонии, это произошло позже, а ведь вредные идеи были те же.

Иные связывают появление нации с развитием капитализма, книгопечатания, военного дела. Короче говоря, перечисление и анализ теорий возникновения и развития нации – предмет для отдельной не то что статьи, но книги. Версий существует множество, но все они не хороши. Иначе их не было бы столь много. Это значит, что исследователи не замечают чего-то очень важного. Некоторые, отчаявшись, и вовсе утверждают, что никакой нации нет и она представляет собой лишь игру воспаленного воображения или, хуже того, продукт деятельности «этнических предпринимателей» - националистов. Между тем нации и национальные государства чрезвычайно распространены в современном мире. Для огромного числа людей нации – не фантом, а реальность. Было бы нелепо поэтому отказываться от поисков сущности нации. Прежде всего, чтобы развеять те многочисленные мифы, которые сложились вокруг этого понятия как в России так и за ее пределами. Ведь страх перед нацией мешает строительству в России современного национального государства и, следовательно, тормозит развитие страны.

В поисках отправной точки для исследования нации нам придется вернуться к началу истории и обратиться к опыту античных Афин. На их примере ясно видно, что представляет собой нация.

Что сделал великий реформатор Солон, когда пришел к власти? Перво-наперво он отменил долговое рабство. До Солона богатые могли обращать порабощать бедных, что служило главной причиной классового антагонизма в Афинах. Больше того, Солон приказал выкупить всех афинян, в рабство попавших. Выкупали даже за границей.

Таким образом, Солон не отменил рабство как таковое. Нет, он установил, что рабами не могут быть именно афиняне.

Разберем подробнее эту ситуацию. Что же произошло? Афиняне получили право не быть рабами. В рабовладельческом мире очень важное, сразу же резко поднимающее их над прочими народами.

Что означал этот акт? Он исключал применение определенного вида насилия против афинских граждан. Это не означало, что афиняне становились равными в современном смысле этого слова. Нет, оставались богатые и бедные. Больше того, при Солоне было создано своеобразное разделение общества на «сословия». Возникли четыре имущественных разряда – по уровню участия в государственных делах и военной службе. Самые богатые, пентакосиомедимны имели монопольное право занимать высшие должности. Одновременно на них ложилась и значительная нагрузка – например, в случае войны их могли обязать снарядить военный корабль – триеру. Второй имущественный разряд, всадники, был обязан являться на войну на коне. В то время как самые бедные представители четвертого имущественного разряда (феты) просто служили легковооруженными воинами и имели лишь право участия в народном собрании и суде.

Иначе говоря, афинское общество было сословным и классовым. Но вместе с тем все его граждане (назовем их так) получили коллективную привилегию – не быть рабами. Эта-то привилегия и стала той границей, которая отделила их гражданский коллектив от прочих. Фактически, этот акт сделал афинское общество аристократическим.

Со стороны этот вывод может казаться неожиданным. В самом деле, мы привыкли считать аристократией немногих – самых знатных. Для современного человека, как впрочем и для древних, аристократический способ правления – это власть избранного меньшинства над бесправным большинством. Всё это так. Однако, если вдуматься, чем отличается аристократ от простого смертного? Правами, которые в его случае именуются привилегиями. Аристократ имеет больше прав, чем простые люди. Например, в Российской империи совершившие преступление великие князья подлежали личному суду императора, а не общегосударственному суду. Это привилегия – их судил родственник, которого легче было разжалобить и получить снисхождение.

Вернемся же к афинянам. Возможна ситуация, когда привилегия распространяется на весь народ, весь гражданский коллектив. В этом случае «привилегии всех» именуются просто правами. Они хорошо знакомы нам и по нашей Конституции. Например, «арест, заключение под стражу и содержание под стражей допускаются только по судебному решению». Для нас наличие прав кажется столь же естественным как дыхание. Мы не можем представить себе, чтобы было иначе. Однако общество, построенное на иных принципах, логически возможно.

Это общество, основанное на феодальной иерархии. В нем сильные могли сделать со слабыми все, что угодно. Король мог отрубить голову дворянину. Барон или граф, обладая правами феодального судьи на своих землях, мог легко казнить крестьянина. В средневековой Японии, например, самурай мог убить «неуважительно» относящегося к нему простолюдина. По сути дела, феодальное общество было обществом тотальной вседозволенности высших по отношению к низшим. В его рамках не могло быть никакой свободы. Во всяком случае, свободы в нашем понимании этого слова. Ибо хотя князья могли сколько угодно угнетать своих вассалов и простых крестьян и торговцев, они все же были зависимы от короля, который мог делать с ними то же, что и они со своими вассалами. А короли, в свою очередь, зависели от церкви. Их тоже можно было уничтожить – совокупной волей церкви и феодалов. Они были рабами средневековой системы.

Нация рождается как отрицание этого общества. Многие исследователи отмечали, что национальное строительство в таких государствах как Франция или Россия, начиналось с изгнания монарха. В других случаях изгонялись иноземцы. Например, американская революция, а результате которой были изгнаны англичане (разумеется, с их королем). Но главное, что изгоняется в результате революции – само отношение господства и подчинения.

В чём суть этого отношения? В возможности внеэкономической эксплуатации. Граф обкладывает своих крестьян оброком, гоняет их на барщину. Взамен, однако, он не предоставляет им никаких услуг. Правда, можно утверждать, что он защищает их от других графов, как иноземных, так и отечественных и в этом качестве ценен. Однако в действительности этот логический ход имеет такое же право на существование, как и заявление рэкетира, что он «защищает» торговую палатку (разумеется, от других рэкетиров). Все мы прекрасно знаем, что возможно общество вовсе без рэкетиров.

Нация освобождает граждан от внеэкономической эксплуатации, от отношения господства-подчинения, от феодализма, понимаемого как строй, при котором избранное меньшинство обладает монополией на неограниченное насилие в отношении большинства. Делает это нация за счет возведения своих участников в аристократический ранг.

Почему же тогда нации не были распространены в древности и столь распространены сейчас? Ведь даже если считать, что некоторые античные и средневековые города-государства были нациями в нашем понимании, им все же было далеко до современных национальных государств. В Средние века и во времена Античности крупные города, изгнавшие своих сеньоров, были исключением. А вот сейчас они являются правилом. Почему же?

Дело в том, что строительство нации зависит от экономики. Что значит – отказаться от внеэкономической эксплуатации? Это значит прежде всего отвергнуть «естественный» экономический порядок, в рамках которого на верху общества находятся знатные «силовики», выжимающие все соки из подвластного большинства. Если в стандартной ситуации запретить феодалу грабить крестьянина, то аграрное феодальное общество пожалуй, падет из-за внутренних противоречий или станет жертвой соседей.

Именно поэтому для строительства нации в большинстве случаев необходим высокий уровень общественного богатства. Обеспечить же его можно двумя способами – либо за счет развития капитализма (то есть рынка, торговли, в конечном счете – науки, ибо последняя немыслима без рынка идей), либо за счет порабощения соседей.

Примитивным примером такого, порабощающего соседей национального государства является античная Спарта. Спартанцы обратили в рабов мессенцев, проживавший по соседству греческий народ. Эта акция крайне осуждалась другими греками, так как они считали мессенцев эллинами, то есть своими родичами, исповедовавшими одну и ту же с ними религию. Однако порабощение окрестных народов позволило спартанцам учредить у себя нечто вроде примитивной демократии. Взрослые и обладавшие полнотой гражданских прав спартанцы именовали себя «гомеями», то есть «равными». Иначе говоря, гражданский коллектив, обладающий к тому же правами как привилегией, существовал и у них.

Естественно, их равенство не означало, что спартанское общество не было классовым или сословным. Напротив, социальная иерархия в нем была крайне жестока даже по сравнению с другими греческими городами-государствами.

Понятно, однако, что подобных образований в древности не могло быть много. Спартанцы не занимались экономикой - только военной подготовкой. Для производства продуктов питания и прочей работы были государственные рабы – илоты. Разумеется, образ жизни военизированной нации, живущей за счет других, не мог вызвать одобрения у соседей. Хотя Спарта и была сверхдержавой античного мира и многие философы, например, Платон, считали ее примером идеального государственного устройства, другие греческие города-государства не горели желанием подчиниться Спарте. В конечном итоге Греция попала под власть македонян, а затем и Рима.

Другим распространенным в античности и позднее в Средние века типом нации в нашем понимании были торговые города-государства. Таковых можно насчитать довольно много. От Афин до нашего Новгорода. Относительно высокий уровень жизни, активное участие в торговле рано или поздно приводил местное население к идее избавиться от местных царей или князей или, во всяком случае, сделать их роль подчиненной (как поступили в Новгороде). Так возникают торговые республики. Естественно, они еще слишком малы и зависимы по сравнению с территориальными государствами, в рамках которых господствует феодализм. Возвышение последних и привело к гибели практически все города-государства, как средневековые, так и античные.

Наконец, уже в наше время, благодаря развитию капитализма нации распространились практически повсеместно.

Мы уже установили, что нация есть аристократическая привилегия, освобождение гражданского коллектива (или его части) от внеэкономического принуждения, иначе говоря – от отношения господства-подчинения. Каков же процесс возникновения нации? Если взять в качестве примера средневековую Европу, то мы получим сложный процесс строительства нации, который прошел несколько этапов.

Первый этап – это освобождение монархов. Но разве средневековые короли не были свободными, спросите вы? Разумеется, формально это было так, но реально их сковывала церковь. Монархи транслировали отношения господства-подчинения на всю феодальную иерархию и сами, казалось бы, находились во главе её. Но их власть ограничивалась церковью, главной социальной функцией которой было достраивание вертикали господства-подчинения до неба. Король становился вассалом самого Господа Бога. Таким образом, ему как и мельчайшим его подданным, было некуда бежать из системы.

Поэтому борьба императоров Священной Римской империи с папством, точно так же, как противоборство с ним французских королей было первым, самым ранним шагом по пути строительства нации. Заря свободы еще не взошла над народами, но зато она забрезжила над монархами. В результате Реформации князья и короли Европы получили своё. Протестантские владыки стали формальными главами церквей в своих владениях, получив право определять религию для своих подданных – «чья земля, того и вера». Католические же короли также не остались в накладе. Папа Римский был вынужден согласиться с тем, что они фактически контролировали католическую церковь в своих владениях. Во Франции эта политика получила название «галликанства». Французский король присвоил себе право назначать епископов, раздавать иные церковные должности, вручать «красные шапочки» кардиналам. Римский папа лишь утверждал эти решения.

Так, освободившись от власти религии, европейские монархи избавились от отношения господства-подчинения. Они стали первыми и единственными свободными людьми в своих владениях – ведь на остальных отношение господства-подчинения по-прежнему распространялось! Монарх, единственный и неповторимый, воплощал в себе идею нации. Он был нацией в единственном числе!

Отсюда и усилившееся в Европе внимание к воспитанию христианского монарха. В самом деле, раньше было достаточно воспитать его просто «верным сыном Церкви». Всё остальное приложилось бы автоматически – когда надо, его заставили бы отправиться в крестовый поход, когда надо – поцеловать папскую туфлю в очередной Каноссе. После того, как монархи освободились от власти Рима, пришлось воспитывать монарха – ведь никакого иного сдерживающего механизма для властелина, кроме его собственной совести и образования системой абсолютной монархии, которая торжествовала в Европе, предусмотрено не было.

Впрочем, выгоды от единственного свободного человека во главе государства были очевидны. Преследуя свои личные цели, он действовал в интересах государства, так как его интересы и интересы государства совпадали. Монарх хотел, разумеется, чтобы его царство было самым сильным, могущественным и богатым – просто потому, что это были его сила, могущество и влияние. Поэтому он неизбежно начинал покровительствовать наукам и искусствам (что было невозможно, пока над королями довлела религия). Последнее автоматически приводило его государство к могуществу. Даже сравнительно слабые в поздний период европейской истории Испания и Португалия располагали обширными заморскими колониальными империями.

В России аналогичный процесс связан с реформами Петра Великого. После смерти патриарха Адриана в 1700 году царь воспрепятствовал избранию нового главы церкви. В 1721 году патриаршество было упразднено и заменено Синодом. Главой церкви стал сам император. Окончательно же абсолютная монархия установлена в 1730 году, после «разодрания» царицей Анной Иоанновной знаменитых кондиций – подписанных ею ранее условий ограничения самодержавной власти в пользу Верховного тайного совета, олигархического органа власти, созданного после смерти Петра Первого для ограничения царской власти и в качестве компромисса между старой знатью и ближайшими сподвижниками первого русского императора.

Неудивительно, что после Петра Россия быстро прогрессирует, делая значительный скачок в развитии и становясь полноправным членом европейского «концерта держав» при том, что экономика остаётся весьма архаичной и некапиталистической.

Что происходит в момент, когда отношения господства-подчинения прекращают действовать? Вопрос не праздный. Дело в том, что иерархическую, «феодальную» структуру господства сильных над слабыми следует считать, пожалуй, естественной. Она скрепляет общество. Поэтому исследователи долгое время и не могли понять, что лежит в основе нации. Ведь структура господства-подчинения каждый раз может быть разной. Для античных Афин она существовала в форме долгового рабства. А для британских колоний в Америке, которые позже стали Соединенными Штатами – в форме несправедливо, без их совета и согласия взимаемых налогов. Структура господства-подчинения всякий раз разная, но в её основе всегда лежит одно и то же – право одних людей на внеэкономическую эксплуатацию других. Право сильного ограбить или даже убить слабого. Нация рождается в результате отрицания структуры господства-подчинения. Отношения между людьми выравниваются.

Изъятие структуры господства-подчинения создает важный эффект. Мы уже сказали, что структура господства-подчинения для каждой исторической ситуации существует в своей форме. Поскольку предмет, который мы разъясняем, может оказаться не вполне ясным, приведем пример. Допустим, человек испытывает жажду. Он может выпить воды, чая или кофе. Если мы будем смотреть на ситуацию с точки зрения выбора напитка, нам каждый раз будет казаться, что существуют разные ситуации и разное положение дел. В самом деле, в одном случае человек пьет чай, в другом – кофе, а в третьем – даже простую воду. Однако, если мы рассмотрим ситуацию с точки зрения потребностей человека, то мы скажем, что главное – это потребность утолить жажду (отрицание жажды). А то, как она будет удовлетворена, зависит от того, какие напитки имеются в наличии. Кроме того, жажда может быть удовлетворена и едой – например, какими-нибудь фруктами (допустим, апельсинами).

Я пускаюсь в бытовые разъяснения для того, чтобы показать, что излагаемая мной схема только на первый взгляд может показаться неясной. При создании нации важно, что исключается структура внеэкономического принуждения, называемая нами структурой господства-подчинения. Форма, в которой она отрицается (будь то отрицание рабства, незаконных налогов, колониальной эксплуатации, деспотической монархии и прочее) может быть какой угодно. Точно так же как наш воображаемый человек может утолить свою жажду тысячей разных способов.

Вернемся к рассмотрению ситуации, которая возникает после уничтожения структуры господства-подчинения. Есть большой соблазн сказать, что общество, возникшее после этого, есть общество равных или свободных людей. Однако это не так! Они договорились лишь о том, что отменяется внеэкономическая эксплуатация. Но в рамках национального государства могут сохраниться сословия, ранги, классы. Даже монархия и аристократия, как показывает пример Великобритании.

И тем не менее, в рамках национального государства постоянно идет политическая борьба, постепенно приводящая ко все большим свободе и равенству. Почему так? Это объясняется свойством исключенной структуры господства-подчинения.

Дело в том, что отношение господства-подчинения чрезвычайно многообразно. Его никогда нельзя исключить до конца. Можно лишь бесконечно совершенствовать формулу такого исключения. Например, допустим, что на первом этапе мы запретили обращать в рабство жителей Афин, но допустили до высших выборных должностей только представителей высших сословий. Поскольку иерархия господства-подчинения уже отменена, у нас возникает нация, а в рамках ее – гражданское общество, позволяющее низшим спорить с высшими. Да, право низших может быть крайне ограниченным и власти могут с ним бороться, но оно есть, коль скоро признано, что низшие не могут быть рабами. Значит, низшие, будучи равны высшим по этому важному признаку, могут затеять борьбу за дальнейшее расширение своих прав. Возникает спор вокруг формата равенства, который в рамках нации не утихнет никогда.

В процессе своего развития нация постоянно обнаруживает новые формы господства-подчинения и постоянно уточняет формулу его отрицания. Например, в 19-м и 20-м веках Великобритания прошла большой путь. Сначала шла упорная борьба за расширение избирательных прав подданных британской короны. Постепенно избирательный ценз, основанный на финансовой состоятельности, снижался, пока не был отменен совсем. Казалось бы, вот она – вершина мечтаний. Но затем возникла борьба вокруг предоставления избирательных прав молодежи, женщинам. Они были предоставлены им. Но когда молодежь и женщины получили права, возникли новые проблемы и новые дискуссии, которые идут сегодня весьма активно.

Соединенные штаты начали борьбу за независимость и создали нацию в ситуации отрицания права британского парламента облагать колонистов налогами. Однако затем пришел черед освобождения черных рабов, что и было проделано в результате Гражданской войны. Казалось бы, на этом процесс остановится? Но уже в 20-м веке возникла проблема эмансипации негров, равноправного принятия их в общество. И президент Эйзенхауэр послал национальную гвардию для того, чтобы черные дети могли учиться в белых школах (раньше их туда не пускали). Казалось бы, достигнуто полное равноправие? Не тут-то было, через несколько десятилетий на повестку дня встало избрание чернокожего президента.

Иначе говоря, нация по своей природе и внутренней структуре склонна ко все большему уравнению своих участников. Больше того, мы даже не знаем, какие новые проблемы возникнут в будущем и какие новые права будут включены в формулу отрицания отношения господства-подчинения.

Но почему же тогда не возникает нация, единая для всех жителей Земли? Логика политических писателей эпохи Просвещения, рассматривавших нацию как сообщество свободных людей, требовала бы именно такого сценария. Ибо если нация есть сообщество свободных, то свободный англичанин и свободный француз должны составить единое политическое тело. Но оно не возникает. Почему же?

Прежде всего потому, что отказ от структуру господства-подчинения всегда осуществляет конкретный народ, в конкретных исторических обстоятельствах. Правда, теоретически возможно, что однотипный отказ совершат одновременно несколько народов. Тогда они составят одну нацию. Например, те же индийцы являются единой нацией несмотря на то, что в Индии – огромное количество разнообразных народов, языков, религий и культурных традиций.

Акт отказа от структуры господства-подчинения учреждает нацию и запускает описанный нами процесс уравнения её участников. А это в свою очередь означает, что нация «взрослеет», меняется с годами. Поэтому возможно существование наций разного возраста, с разными формулами внутреннего равенства. Например, для современного Европейского союза свойственен отказ от ношения оружия, отмена смертной казни. В современных США всё ровно наоборот – смертная казнь существует в большинстве штатов, а Конституция гарантирует свободное ношение оружия. Именно поэтому Европа и США, будучи свободными демократическими нациями (европейская – в процессе становления), тем не менее не сливаются.

Каждая нация на Земле – уникальна. Отдельные нации, конечно, могут слиться воедино (что и демонстрируют европейцы), но для этого им надо сверить свои внутренние часы, предоставить своим участникам одинаковый пакет прав. Только тогда возможно подлинное объединение.

Естественно, отрицание структуры господства-подчинения возможно и в ситуации, когда тот или иной народ не имеет своего национального государства. В самом деле, если некоего человека бьют на улице, он не обязан создавать собственное государство для того, чтобы отрицать права хулиганов. Государство нужно как защита, оболочка для народа, который осознал, что его уже не имеют права бить, грабить и эксплуатировать чужие. Но важен здесь не сам факт осознания, ведь осознать можно и необходимость и полезность пребывание в рабстве у чужих, а именно отказ от структуры господства-подчинения, неважно, от кого она исходит – заморской колониальной державы или местного деспота-правителя. Именно поэтому национально-освободительное движение практически всегда предшествует обретению собственной государственности, а не наоборот.

Как нам представляется, мы в данной статье дали непротиворечивое объяснение феномена нации. Остается сказать лишь несколько слов о том, в каком состоянии находится процесс строительства нации в России.

В России нации нет, а, следовательно, нет и национального государства. По обстоятельствам 20-го века, прежде всего, связанным с коммунистическим проектом, строительство нации в России запоздало. Русский народ вложился в советскую утопию, оказавшись в начале 21-го века в непривычной для себя роли догоняющего. Подавляющее большинство народов мира уже создали свои нации. Только в России шарахаются даже от самого слова. Даже Октябрьская революция не создала национального государства. Да, формально она декларировала, что все люди равны и говорила, что «мы не рабы, рабы не мы», но в действительности многочисленные чрезвычайные трибуналы могли сделать с обывателем всё, что угодно. Даже по сравнению с Российской империей политическая система СССР 20-30 годов была шагом назад. Поэтому нации в СССР не получилось, несмотря на широковещательные попытки создать новую общность – «советский народ».

Между тем без нации невозможно строительство базовых структур современности – таких как демократия или даже капиталистический рынок, о необходимости которого прожужжали все уши несчастным советским людям на закате перестройки.

Нация вызывает в России страх. Общественное сознание несправедливо связывает нацию с нацизмом, хотя нацизм – лишь эпизод европейской истории, а национальному строительству в современном виде уже несколько столетий. Отказ же от строительства нации вызывает своего рода исторический тромб. Россия не может создать современного государства, все глубже увязая в болоте неофеодализма, все более отставая даже от таких своих бедных, но гораздо более продвинутых в деле национального строительства соседей.

По сути, национальное строительство есть единственное лекарство, которое следует прописать заблудившейся в трёх исторических соснах стране. Своей статьёй мы дали ответы на многие распространенные вопросы о сущности нации. Надеемся, они будут услышаны и процесс сдвинется, наконец, с мёртвой точки.

Полный вариант статьи будет опубликован в журнале «Москва».

источник - apn.ru http://www.apn.ru/publications/article21493.htm