Центральная Азия

Вопросы связанные с безопасности стран ЦА в сегодняшней ситуации одно из актуальных проблем региона. Когда, все еще полыхает огонь войны на территории Сирии и Афганистана, Йемена и других стран Ближнего Востока и исламских государств Северной и Центральной Африки, появляются новые очаги конфликта на почве религиозного радикализма на Юго-Восточной Азии на примере положении мусульман Мьянма, обостряется отношении КНДР, США и его союзников, в Афганистане, особенно в северных и восточных провинциях наблюдается новые столкновения между различными антиправительственными группировками и ВС Афганистана и американской коалиции.

Естественно малейшая обострения ситуации на провинциях северного и восточного Афганистана всегда имела определенную угрозу на безопасности стран Центральной Азии (ЦА). В том числе в сегодняшнем дне, когда боевики антисирийских радикальных группировок и организации чувствуя поражения со стороны правительственных войск Сирии и ВКС России ищут новый очаги конфликта. И среди боевиков этих радикальных исламских организации ест многочисленные выходцы из стран ЦА, Северного Кавказа и других регионов России.

С учетом этой обстановки работа стран ОДКБ по сокращению рисков, связанных с возможностью вторжения из Афганистана, — достаточно прозрачна. Ставка делается на своевременное обнаружение и блокирование попыток групп боевиков прорваться через границу Таджикистана и Афганистана (общая протяженность 1344 км). Риски на данном направлении связаны с активностью боевиков Талибана в приграничных районах провинций Бадахшан и Кундуз. По данным Душанбе, в 2015 году боестолкновения велись вблизи 60% протяженности национальной границы с Афганистаном, что создает риски прорыва боевиков на множестве участков.

Текущая концепция стран ОДКБ предполагает своевременное обнаружение направлений прорыва экстремистов силами спецслужб и пограничной охраны (первый эшелон обороны), с последующей ликвидацией противника силами национальной армии РТ и Коллективных Сил Оперативного Реагирования (второй эшелон) с использованием превосходства в связи, артиллерии и, особенно, авиации.

В рамках ОДКБ осуществляется комплексная программа поддержки пограничных сил Таджикистана. В частности, Россия готова выделить на эти цели до 1 млрд долларов, согласно программе военно-технического сотрудничества, подписанной еще в 2014 году.

Силовые структуры стран ОДКБ делают ставку на сбор информации через программы информационного обмена с правоохранительными органами Афганистана, Пакистана и Индии, что позволяет собирать сведения о численности, вооружении и местах дислокации отрядов боевиков в приграничных северно-афганских районах. Собственная оперативная в работа в описанных регионах, видимо, не ведется, так как она требует вербовки государственных служащих и сотрудничества в региональными полевыми командирами, что создает риски обострения отношений с Кабулом и Исламабадом.

Россия поддерживает тесные контакты и с официальным Кабулом, и с влиятельными политиками Севера, включая вице-президента Абдурашида Дустума. Теоретически подобная архитектура политических связей позволяет опереться на дружественные силы в Афганистане при любом развитии политической ситуации, чтобы обеспечить безопасность южных границ стран участников ОДКБ.

Из-за экономических проблем Таджикистан не может содержать достаточно большую армию, численность которой – менее 10 тысяч человек, а общая численность вооруженных формирований, включая МЧС, — около 15 тысяч. Поэтому в рамках укрепления второго эшелона обороны 2014-2015 гг проводится постоянная отработка взаимодействия армии Таджикистана, постоянных контингентов РФ в регионе и сил КСОР, включая внезапные внеплановые проверки.

Общеизвестно, что в 2015-м Россия усилила контингент своих войск в республике, перебросив авиагруппу вертолетов Ми-8 и Ми-24, на базу Айни, а также повысила уровень боеготовности воинских контингентов. Общая численность российских войск в РТ составляет, по сообщениям открытых источников, до 7,5-10 тысяч человек, причем в их число входят группы наиболее квалифицированных военных специалистов российской армии. В частности, минометчики 201-й военной базы являются чемпионами артиллерийских соревнований военного округа.

Предположительно, при попытке вторжения, боевики не смогут оперировать силами более 1-2 тысяч человек, преимущественно пехотой, вооруженной стрелковым оружием, и частично моторизованной (мотоциклы, гражданский автотранспорт). Мобильность прочих сил боевиков ограничена крупными военными группировками в Балхе и центральных провинциях Афганистана, которые не позволят экстремистам создать более или менее спокойный «глубокий тыл».

Эксперты полагают, что при существующих условиях силы ОДКБ в состоянии парировать крупные вылазки боевиков с территории Афганистана против Таджикистана и Кыргызстана, даже если в них будут задействованы отрядов до нескольких сотен человек. (Захват Кундуза осенью 2015-го показал возможность появления формирований подобной численности для проведения коротких рейдов).

Существуют риски появления в странах участников ОДКБ малых диверсионных групп численностью с целью проведения терактов в крупных городах и создания ячеек бандподполья. Чаще всего их основы составляют молодые радикалы, ранее выехавшие в Афганистан и Сирию для участия в террористической деятельности, а теперь возвращающиеся домой с новым заданием от руководства своих группировок.

Доступные данные позволяют утверждать, что территориальные органы спецслужб, в основном успешно справляются с подобными вылазками, благодаря обмену оперативной информацией о радикалах, выезжающих за рубеж, хотя в начале 2010-х в некоторых случаях внешним наблюдателям была видна явная дезориентация органов госбезопасности некоторых стран Центральной Азии.

Самым опасным ка было сказано выше, является взаимовлияние ситуации в Центральной Азии и Афганистане, ситуации на Ближнем Востоке и в России. ИГИЛ — это новый и очень серьезный идеологический вызов светской государственности всех исламских по своей культуре стран и регионов постсоветского пространства. Порядка 5–7 тысяч человек из постсоветских стран отправилось воевать в Сирию и Ирак. Происходит инфильтрация ИГИЛ на восток и север Афганистана. Черные знамена ИГИЛ подняли представители туркменских племен, проживающие на афганско-туркменской границе.

На лояльность ИГИЛ присягнули представители двух исторически самых страшных террористических организаций постсоветского пространства: «Имарата Кавказ» и одного из крыльев «Исламского движения Узбекистана». Центральная Азия и Афганистан отнесены ИГИЛ к территориальному подразделению «вилаят Хорасан». ИГ, имея большие финансовые ресурсы, благодаря помощи из ряда радикальных фондов, расположенных на территории Аравийского полуострова, активно просачивается в Афганистан, используя войну внутри «Талибана» после смерти его лидера муллы Омара. Разница в оплате боевика ИГИЛ и «Талибана» уже семикратная, а в Афганистане, как показывает история, деньгами можно сделать куда больше, чем танками. По фигурирующей в Кыргызстане и Таджикистане информации, на дестабилизацию только Центральной Азии и только по линии ИГИЛ выделено порядка 70 млн долларов.

Экономическая ситуация на постсоветском пространстве в целом и в центральноазиатских странах в частности была в 2015 году очень тяжелой. Здесь сказалось падение цен на сырье, эффект взаимных российских и западных санкций, обострение старых структурных экономических проблем. Запущенный проект ЕАЭС (в нем участвует Казахстан, в 2015 году вошел Кыргызстан, а также шли переговоры о членства Таджикистана) также оказался под ударом неблагоприятной экономической конъюнктуры.

Особенно тяжело на экономиках Таджикистана, Кыргызстана и Узбекистана сказалась девальвация рубля, уменьшение спроса на рабочую силу в России и определенное ограничение трудовой миграции, которые привели к резкому снижению перечислений мигрантов в свои страны. А эти перечисления давали до кризиса, по некоторым экспертным оценкам, порядка 50% ВВП Таджикистана, 33% ВВП Кыргызстана и до 15% ВВП Узбекистана. Отсутствие наличных средств и обострение безработицы (куда деваться тем здоровым мужчинам, кто уже не нужен в России?) привело к резкому обострению всех проблем центральноазиатских стран, включая проблему религиозного экстремизма.

В этой ситуации особенно опасным становится приток средств с Ближнего Востока, направленных на поддержку разного рода радикальных исламистских структур, в том числе ИГ. С учетом того, что ряд радикальных исламистских фондов Ближнего Востока объявил России джихад, а также с учетом внешнеполитических противоречий по сирийскому вопросу с Саудовской Аравией, Катаром и Турцией, не исключено, что приток средств на поддержку террористическо-экстремистских группировок, действующих в Центральной Азии, на севере Афганистана и в самой России, будет продолжать усиливаться с целью оказать на Москву геополитическое давление.

Особенно тревожная ситуация в Центральной Азии сложилась в Таджикистане. На фоне острейшего социально-экономического кризиса наблюдается ускорение радикализации в обществе, затронувшее, в частности, и правоохранительные органы. Наиболее вопиющим в этом плане фактом в 2015 году было дезертирство и уход в ИГИЛ полковника ОМОН Гулмурода Халимова. Осенью прошлого года произошел военный мятеж, который возглавил заместитель министра обороны генерал-майор Абдухалим Назарзода. Правительство в борьбе с радикальным исламом также допустило определенные перегиб, которые могут привести к усилению исламистского подполья (закрытие мечетей, запрет на исламскую одежду, запрет умеренно-исламистской Партии исламского возрождения Таджикистана).

В Кыргызстане особую опасность представляет наслоение проблематики роста исламского радикализма на геополитический раскол страны на север и юг, а также на острые межэтнические противоречия между киргизами и узбеками на юге, которые в 2010 году привели к погромам.

В Туркменистане в 2014–2015 годах имеет место серьезное ухудшение положения, связанное с ситуацией на туркменско-афганской границе, куда проникло даже ИГ. Активно идет вербовка в ИГИЛ и в самой стране, о чем свидетельствует количество боевиков из Туркменистана в Сирии и Ираке (порядка 360 человек, по оценкам международных экспертов).
В Казахстане и особенно в Узбекистане наблюдается обострение социально-экономических проблем на фоне постоянной проблемы транзита власти в силу возраста президентов обеих ключевых стран региона. Следует, правда, отметить, что ситуация в Казахстане пока сравнительно стабильна: в целом, эту страну можно считать своеобразным «бастионом», предохраняющим Россию от угроз с юга.

Описанная выше ситуация очень тревожна. Однако идет поиск путей решения проблем. В самом регионе наиболее перспективным можно считать «казахстанский путь». Руководство этой страны ответило на рост угроз активизацией политики, направленной на институциональные реформы, создание эффективной рыночной экономики, формирование мощного финансового центра. Экономическое благополучие — это хороший путь нейтрализации проблем религиозного экстремизма, рост которого в других странах региона связан не в последнюю очередь с социально-экономическими проблемами.

Российская внешняя политика также пребывает в поиске путей решения региональных проблем. Два момента в 2015 году представляются мне наиболее важными. Первый из них — это объявленный главой России с трибуны ООН курс на формирование глобального антитеррористического альянса, по образцу антигитлеровской коалиции. Возможно, что в этой идее до определенной степени резонировал и опыт начала 2000-х годов, когда Россия и США, пострадавшие от серии страшных терактов, вместе боролись с «Аль-Каедой» и «Талибаном» в Афганистане. При всех геополитических разногласиях очень важно искать пути сотрудничества со всеми силами в мире в борьбе с таким универсальным злом, как терроризм. Второй момент — это соглашение России и Китая о сопряжении ЕАЭС и «Экономического пояса Великого шелкового пути». Такое взаимодействие открывает перед центральноазиатскими странами новые перспективы социально-экономического развития, а также позволяет усилить координацию политики России и КНР в борьбе с угрозой международного терроризма в регионе.

Допольнительно к этому, в целях противодействия существующим угрозам Министерство общественной безопасности (МОБ) КНР подписало серию соглашений о сотрудничестве с МВД и АКН Таджикистана.

В этой связи принятая в 2013 году китайско-таджикская декларация о стратегическом партнерстве, которая предписывает сторонам воздерживаться от действий, направленных против безопасности любой из них, включая участие во враждебных союзах, не выглядит случайностью, - отмечает ветеран госбезопасности. - На деле подобные договоренности могут означать для Душанбе необходимость проведения консультаций с Пекином по вопросам военной деятельности на своей территории Соединенных Штатов и стран НАТО (транзита грузов, учений, размещения объектов), которая в КНР может быть истолкована как угроза национальным интересам в сфере безопасности.

В октябре 2012 года тогдашний министр обороны Таджикистана Шерали Хайруллоев заявил, что на вооружении таджикской армии стоят отдельные образцы оружия китайского производства, не конкретизировав при этом, какие именно. Также он сообщил тогда, что таджикские слушатели проходят краткосрочные (5-6 месяцев) курсы в военных учебных заведения КНР.

В мае 2016 года в Душанбе был открыт Дом офицеров, построенный при финансовой поддержке Китая, выделившего на эти цели около 19 млн долл. А в сентябре 2016 года было объявлено, что китайская сторона поможет в укреплении безопасности таджикско-афганской границы (это 1344 км), в том числе построит четыре погранзаставы.

На сегодняшний день китайская сторона уже построила одну заставу – «Гулхан» - на таджикско-афганской границе. Кроме того, Китай намерен нынешней зимой оказать помощь топливом таджикским пограничникам, несущим службу в суровых условиях Мургаба и Ишкашима.

По словам эксперта, военное сотрудничество будет развиваться и дальше, так как Пекин, укрепляя боеспособность таджикской армии, в первую очередь обеспечивает свою безопасность в Синьцзян-Уйгурском автономном районе, в котором зародилось Исламское Движение Восточного Туркестана.