Ожидалось, что к 1 сентября в республиканский бюджет поступит 13,7 трлн тенге доходов, однако по факту поступления составили 12,1 трлн тенге, что на 11,6% меньше запланированного.
Из 13,7 трлн тенге доходов налоговые поступления должны были превысить 9,6 трлн тенге, но фактически составили 7,3 трлн тенге – это на 24,5%, или 2,3 трлн тенге, меньше прогнозируемых значений.
План по корпоративному подоходному налогу выполнен всего на 71,6%, по налогу на добавленную стоимость – на 70%, по акцизам – на 63,1%, по поступлениям за использование природных ресурсов – на 88,9%.
В то же время неналоговые поступления превысили план более чем в шесть раз – 900 млрд вместо 143,3 млрд тенге. К таким доходам относятся дивиденды, вознаграждения по вкладам, доходы от государственной собственности и другие.
Расходы бюджета составили 14,7 трлн тенге, хотя планировались на уровне 15,6 трлн тенге (на 5,4% меньше). В итоге дефицит бюджета превысил 2,8 трлн тенге при плане в 2,1 трлн тенге (рост на 32%).
Чтобы покрыть дефицит, министерство хотело изъять из Нацфонда 3,4 трлн тенге к 1 сентября. Данная сумма была полностью перечислена в бюджет. При этом на весь год ожидается сумма трансфертов в размере 3,6 трлн тенге. Следовательно, Минфин может использовать в следующие три месяца только 200 млрд тенге, что ниже обычных месячных объемов использования Нацфонда.
Ненефтяной дефицит бюджета, который высчитается без учета доходов от нефтегазового сектора, составил 7,1 трлн тенге вместо 6,48 трлн (рост на 9,6%).
Для сравнения: на 1 августа план по доходам был выполнен на 88,8%, а по налогам – на 78,3%, что лучше нынешних показателей. Налоговые поступления на тот период ожидались на уровне 7,75 трлн тенге, но фактически составили 6 трлн тенге. Дефицит бюджета превышал план на 27,5%, а ненефтяной – на 3,5% (на 1 сентября – это 32% и 9,6% соответственно).

Не все убеждены, что продажа Китаем долга США представляет собой нечто агрессивное, а не рутинную перестройку деятельности по управлению долгом второй по величине экономики мира. Но вопрос о том, сбрасывает ли Пекин долг США, в сочетании с потенциальным более широким принятием юаня, предполагает, что правительству США понадобится стратегия для управления влиянием на восприятие доллара как мировой резервной валюты.
«Основной вопрос о том, диверсифицировал ли Китай облигации доллар/доллар или диверсифицировал свой набор кастодианов помимо кастодианов США и Euroclear, остается нерешенным», — написал Брэд Сетсер, старший научный сотрудник Совета по международным отношениям, в прошлом месяце в X, ранее известном как Twitter.
Но это не означает, что тенденция Пекина к ротации американского долга в сырьевые товары, такие как золото, незначительна, говорят аналитики, что указывает на желание снизить риск на фоне угрозы санкций США против Китая из-за торговли с Россией. Карательные пошлины, введенные администрацией Байдена, также могут подпитывать амбиции Пекина по диверсификации своих активов. По данным Всемирного золотого совета, в первом квартале золотые запасы Китая выросли на 27,06 тонны, уступая только Турции.
Между тем, недавно расширенный торговый блок БРИКС, в котором Китай играет влиятельную роль, выразил обеспокоенность макроэкономическим доминированием доллара и ищет альтернативные варианты резервной валюты. Это может ускорить амбиции Китая по интернационализации юаня и предложить геополитическое решение для зарождающегося торгового блока, хотя не все участники БРИКС с этим согласны.
Санкции, связанные с ограничениями, привели к использованию дирхама Объединенных Арабских Эмиратов в торговле между Индией и Россией, чему способствовало «недовольство индийских чиновников использованием юаня индийскими импортерами», — говорится в декабрьском отчете Фонда Карнеги за международный мир об усилиях БРИКС по дедолларизации.

Тенгебаев также отметил, что министерство национальной экономики, планируя бюджет на следующие годы, берет за основу цену на нефть марки Brent на уровне $75 за баррель.
«Однако международное рейтинговое агентство Fitch Ratings прогнозирует, что цена нефти марки Brent составит $70 за баррель в 2025 году и $65 за баррель в 2026−2027 годах», – подчеркнул Тенгебаев.
Кроме того, член ВАП заметил, что МНЭ прогнозирует среднегодовой рост экономики на уровне 5,4%. При этом темпы роста мировой экономики остаются низкими. У основных торговых партнеров Казахстана, таких как Китай и Россия, также ожидается некоторое снижение.
«Основной прогноз правительства – негибкий, небольшое отклонение от курса и наступление неблагоприятного периода от падения цен на нефть увеличивает риск неполного поступления в бюджет», – высказал мнение Тенгебаев.
Прирост расходов республиканского бюджета на 2025 год составит 7%, до 25,8 трлн тенге. Дефицит бюджета прогнозируется с ростом на 14%, до 4,1 трлн тенге.
«Традиционно сбалансированность бюджета планируется обеспечить за счет трансфертов из Национального фонда и привлечения займов. Наблюдается увеличение объемов трансфертов из Нацфонда в республиканский бюджет, которые составят 20% в общем объеме расходов бюджета на 2025 год – а это 5,3 трлн тенге. Это влечет за собой увеличение ненефтянового дефицита бюджета с 6,6% до 7,3% к ВВП», – сказал Тенгебаев.
На критику ВАП ответил вице-министр национальной экономики Азамат Амрин. По его словам, на 1 января 2024 года госдолг Казахстана составлял 27 трлн тенге, или 22,7% к ВВП, что не является нарушением нормативов.
«В проекте на 2025 год госдолг составляет 36 трлн тенге, это 23% от ВВП. У нас есть в Концепции управления госфинансов ковенанты, мы пока их не предупреждаем. У нас потолок 29%, по итогам, значит, 2024−25 годов 27% – это максимально возможно», – сказал Амрин.
Амрин добавил, что прогноз цен на нефть составлялся из оценок 19 международных финансовых организаций, которые в среднем прогнозируют цены на марку Brent на уровне $78. На момент публикации ноябрьские фьючерсы на нефть марки Brent стоили $71,6 за баррель.

В статье журналист представляет читателям «Жас Алаш» «галерею» казахстанских гастарбайтеров. Первым своим опытом поделился человек, который предпочел сохранить анонимность и именуется «Еділ Самат». Недавно он переехал в Шарджу (ОАЭ). Ранее работал в различных местах, включая банковскую систему, но нигде, по его словам, не получал достойной зарплаты. В настоящее время он занят в курьерской службе и является менеджером в компании, сотрудничающей с известными в Казахстане брендами. Они занимаются доставкой бытовой техники, продуктов питания и готовой еды. Еділ Самат распределяет заказы между курьерами, а также помогает решать проблемы заказчиков. Его заработок составляет около 5 тысяч дирхамов, что примерно эквивалентно более 600 000 тенге, плюс различные бонусы. Текущее положение его устраивает, и он планирует продолжать работу примерно полгода, а затем развиваться дальше.
Куаныш Абдаллаулы обосновался в Южной Корее еще 5 лет тому назад. Вначале рассчитывал поработать 2 года, не больше, теперь планирует вернуться на Родину только в 2030 году (почему именно до этой даты, об этом чуть ниже – Ред.). Люди, которые работали прежде в Южной Корее, на его глазах на заработанные деньги купили дом в Казахстане (Кентау), а кто-то сумел на заработанный капитал сам поднять новый дом. Увидев это, он в 2018 году сам тоже поспешил на Корейский полуостров. Теперь летом работает на полях, зимой — на производстве деталей для солнечных батарей. В Южной Корее работы хватает всем. Особенно много представителей таких стран, как Бангладеш, Пакистан, Индия, Узбекистан. Он зарабатывает каждый месяц не менее 700 000 тенге и ставит резонный вопрос: «А у нас где ты такие заработки найдешь?». Куаныш за прошедшие 5 лет ни разу не наведывался в Казахстан. Он живет и работает в районе города Пусан, где в 2030 году состоится Всемирная выставка EХРО. Вот после ее проведения он и намерен заглянуть на родину. Сейчас парню 26 лет.
Журналист задала вопрос Куанышу: «А ты не боялся, что, прибыв в Южную Корею, не нашел бы работы? Что с тобой стало бы? Ни угла, ни денег?». На что он твердо и безапелляционно ответил: «Да вы что… Тут такое в принципе невозможно, потому что найти работу куда легче, чем в Казахстане». По его словам, выходит, что он сошел с трапа авиалайнера, отоспался одну ночь, а на другой день уже приступил к работе. Более того, к нему приехал его братишка, 2005 г.р. А совсем недавно приехала другая женщина с сыном, 2007 года, и они уже вовсю работают. И вообще казахской молодежи обеих полов прибывает и прибывает, и работы на всех, как это ни удивительно, хватает.
Далее Баян Муратбеккызы приводит мнения людей науки, которые тоже находят себя за рубежом. Вот, например, Уалбай Омирбаев, ученый-математик, живущий ныне в США. Закончив физико-математическую школу, в свое время он поступил в профильный вуз в Новосибирске. Там закончил аспирантуру и параллельно преподавал в КазГУ. Защитил докторскую диссертацию и отправился в Шымкент и преподавал там. Пять лет не занимался наукой. Потом уезжал в научную командировку в Бразилию. После чего снова преподавал, но теперь в Евразийском университете (Астана). И, наконец, в конце нулевых выиграл конкурс и переехал в США. По его мнению, «наука в 90-е в Казахстане, по сути, умерла. Примерно после 2010 года пошло некое оживление. Но этого мало. Кроме как в НУ (Назарбаев университет) и КБТУ, особо нигде по нашему профилю условий для научного движения нет».
Утечка мозгов по-казахстански: чем наших студентов так привлекает Россия
И вообще ученый выносит вердикт: "Наше чиновничество страшно далеко от науки. Оно не в состоянии сделать более или менее удобоваримую и цельную программу развития и поддержки научно-исследовательской работы". Вот, находясь в США, он узнает, например, как два перспективных ученых ведут некий научный проект, и они вроде попали в программу поддержки от государства. Но гранта так и не получили.
"Ученые чем должны теперь заниматься: поиском денег и пропитания или тем, для чего созданы их мозги? А они должны заниматься только научными изысканиями. На Западе давным-давно выстроена система поощрения истинных ученых, начиная со студенческой скамьи. Процесс так организован, что ученого не грызут проблемы бытового свойства, как постсоветских. Все ступени научно-исследовательской работы четко выстроены, и есть критерии, по которым эта работа видна и, следовательно, оценивается. Всего этого в Казахстане сильно не хватает", — считает Уалбай Омирбаев. Именно ради таких условий, которые имеются в США, он и уехал в свое время туда. В планах есть возвращение в Казахстан. Но его же дети ему говорят: «Но ведь как будет работаться по возвращении… Не утонем ли там во всякого рода коррупционных схемах управления наукой?».
Ученый-исследователь по биотехнологии Дубек Қазыкен солидарен с таким взглядом. По его мнению,
«гылым адамына Қазақстанда дамуға мүмкіндік жоқ» – « У человека науки нет возможности развиваться в Казахстане». Он стажировался, т.е. занимался исследовательской работой в США (Техас), потом в Японии (Осака). По возвращении в Казахстан защитил докторскую, стал потихоньку искать работу и поле для научных исследований. В Казахстане было крайне затруднительно это делать, расти дальше. В 2015 году устроился в США, в Мичиганский университет на медицинский факультет. Шесть лет он проработал (постдокторантура) на кафедре клеточной биологии, в последнее время — ученым-исследователем. Как он рассказал журналисту, в США он не один такой казах-биотехнолог. 20 лет здесь работает ученый Касым Кабыскак. 10 лет — коллега Рустем Омаров, в штате Техас. Гульжан Райымбек – это супруга Дубека Казыкена, тоже проработала научным сотрудником в университете 6 лет (сейчас она в декретном отпуске). Сам ученый напоследок говорит: «Прошло более 8 лет плотной работы. До сих пор я участвовал в 3 проектах. Теперь у нас остался один большой проект. Работа не заканчивается. Но я думаю, что когда-нибудь вернусь в страну. Но пока такого плана у меня нет, не могу точно сказать, когда именно смогу вернуться».
Далее биотехнолог подмечает, что проблемы науки в Казахстане не только в том, что мало финансирования. С другой стороны, средства выделяются даже лучше, чем в странах с близкой с Казахстаном экономикой. Одна из главных проблем – это освоение средств. По словам специалиста, деньги не попадают в руки ученого, не тратятся полностью на сам проект. Один из ярких примеров – госзакупки. Вот здесь и теряется много денег.
"Там ты готовишь документ для регистрации необходимой вещи (материала для исследований), подписываешь у десяти человек, регистрируешь, ждешь. Чистая бюрократия. За это время материал может испортиться элементарно, достаточно простое оборудование долго не поступает. А в науке важен каждый предмет, каждая деталь. Кроме того, ученый теряет время. Блокируется работа от двух месяцев до полугода… Тогда ты вынужден сидеть сложа руки. Таким образом, в конце года приходят обязательные отчеты. А потом ученым не остается ничего, кроме как писать ложные отчеты. Я видел это своими глазами. Как в таких условиях будет развиваться наука? В этом нельзя винить даже ученых. Потому что неэффективно применяется система, которая должна обеспечить прозрачность и целевое использование государственных средств. А деньги, выделяемые на науку, расходуются не на науку, а на бюрократию. В США процесс прост. Бюджет находится под контролем руководителя, и время, и финансы подчиняются воле ученого. Бюрократии и коррупции почти нет. Нужно стремиться к такой системе, основанной на открытости, прямом действии", — считает Дубек Қазыкен.
Когда наука организационно выстроена, как в США, она рождает мощную научную среду, единый процесс. К примеру, изучением некой клетки и воздействия на нее определенного сигнала заняты сразу 100 институтов. Значит, есть много специалистов, которые знают отрасль и ищут решения определенной задачи. А у нас вероятность найти другого ученого, изучающего именно ту тему, которую ты исследуешь, крайне мала. Ученный цитирует: «Абай айтпақшы, білгенімді кімге айтамын, білмегенімді кімнен сұраймын?» – «Тут впору вспомнить Абая: кому я скажу, что знаю? А у кого спрошу о том, что не знаю?». Если говорить о кадровых вопросах, то мы опять упираемся в бюрократию, в вопросы, финансирования, оплаты труда ученых-исследователей…
"Действительно, в просвещённом мире наука развивается семимильными шагами. А мы сильно отстаем", — сетует учёный.
Аналитики Мансия Садырова и Акжол Малик отметили, что внутреннее состояние Казахстана, начиная от социально-экономического и заканчивая идеологическим, будет непрерывно подогреваться стремлением многих казахстанцев, представителей титульной нации в возрасте от 16 до 45 лет, активно искать лучшие возможности за пределами своей Родины. В настоящее время институциональный кризис является общим явлением в мировом масштабе. Те, кто решает эмигрировать, предпочитают страны с относительно стабильными институтами, такие как страны Европы, Англия, США и другие. Однако мало кто выбирает страны такие, как Нигерия, Сомали, Кения.
Что касается самого Казахстана, он, по мнению экспертов, находится на распутье между развитыми странами и теми, в которых ни один казах, тем более ученый, не решится ни зарабатывать, ни жить. Следовательно, необходимо укреплять прогрессивные и, что самое важное, устойчивые институты внутри страны, вместо того, чтобы создавать лишние формальности.
Автор: Ахмет Талапулы