Здесь рассказ о моем дедушке по отцу, Мустапаеве Борисе Джакиповиче. Я помню его крепко сбитым, невысокого роста стариком с открытым лицом и широкими скулами, с квадратными ладонями и твердыми пальцами. В движении, в походке и речи нет суеты, был весьма скуп на слова. В разговоре был по-солдатски прямолинеен, в обществе иногда позволял себе лаконично шутить, совершенно снайперски попадая в тему. Был очень скромен.

Доподлинные сведения о его родителях отсутствуют, потому что вся его семья – оба родителя, братья и сестры- умерли в 1931-1932 годах в период голода . Многодетная семья ремесленника-сапожника не могла себе позволить откочевку в другие, более хлебные места за пределами Казахстана и эту семью постигла скорбная участь миллионов соотечественников. В тот страшный год из всей его семьи из рода жиембет выжил лишь тринадцатилетний Бимахан, сын Жақыпа, сына Мұстафы.

Советская власть его определила в интернат, где ему справили документы с благозвучным для русского произношения именем Борис. В интернате заметили его прилежность в учебе и склонность к точным наукам и после седьмого класса его отправили учиться, к моему стыду, не удалось уточнить куда, после чего в неполные восемнадцать лет его по направлению командировали работать в Мактааральский район начальником узла связи. Проработал он там немного, года два, и советская власть счела нужным, что способности и умения сироты важнее для государства не в строительстве мирной жизни, а для несения воинской службы.

В 1938 году по направлению военкомата поступил на курсы в 1-е Ленинградское артиллерийское училище, с начала до конца участвовал в отнюдь неоднозначной советско-финляндской войне, снова учеба в Ленинграде, с сентября 1941 года на Ленинградском Фронте.

Рассказывая о блокадных днях, будучи совершенно немногословным, редкими словами, паузами, задумчивым взглядом и глубокими вздохами он доносил до нас всю тяжесть и скорбь тех лет. Про факты ганнибализма и последующий немедленный расстрел, а также другие ужасы блокады, тяжелые будни на Белорусском Фронте, в Восточной Пруссии и т.д. здесь пересказывать не буду.

Про подвиги и награды почти не говорил, разве что немного расслабившись после условных «фронтовых сто грамм», когда дети и внуки назойливо просили, собираясь в большом доме на девятое мая. К орденам и медалям относился подчеркнуто пренебрежительно, без особого энтузиазма надевая их, когда его звали на встречи со школьниками или районными аппаратчиками. Да и мы как-то проще смотрели на все это.

Когда по телевизору показывали фильм про ту войну, он просто вставал, с досадой махнет рукой, и уходил к себе в комнату.

Больше о военных годах моего деда я узнал из podvignaroda.ru, вот выдержка из одного документа:

«За время пребывания в полку с 16 сентября 1941 г. капитан МУСТАПАЕВ проявил себя дисциплинированным, требовательным, волевым командиром. На неоднократных проверках ухода и сбережения материальной части и боеприпасов его рота показывала отличные результаты, что отмечено приказом Ленфронта № 00224.

Капитан МУСТАПАЕВ в условиях болотистой местности, упорной работой неоднократно оборудовал огневые позиции и ниши для хранения боеприпасов, за что имеет благодарности от командования. Материальную часть и штатные боеприпасы знает хорошо, умело и добросовестно передает свои знания подчиненным. За время пребывания в полку его рота имеет на своем истребительном счету: Уничтоженных 296 фашистов, 5 ст. пулеметов, 4 повозки, разрушено и подавлено до 50 огневых точек, 6 землянок, взорван склад боеприпасов.

Огнем своей роты капитан МУСТАПАЕВ неоднократно блестяще обеспечивал действия разведгрупп. В июле мес. 1943г. взвод штрафной роты, действуя под прикрытием огня его минометов, ворвался в траншею противника, убили пулеметчика и принесли пулемет и миномет. Минометным огнем было уничтожено 12 фашистов. Рота капитана МУСТАПАЕВА готова выполнить любую задачу, как в обороне, так и в наступлении»

После войны был направлен в Сайрамский РВК, село Белые Воды, где и познакомился с местной красавицей, моей бабушкой Дандыбаевой Пернекуль. В 1949 году родился мой отец, Сайрамбай. Дальше несколько лет скитаний по делам военной службы. После старшего сына родили еще пять сыновей и самую младшую дочь Гульжан 1966 года рождения. После военной службы вернулись в родные для моей бабушки края, где дед работал в райсобесе. Моя бабушка начала искать оставшихся его родственников в Туркестане, нашла дальнего родственника Султанияра с семейством, всячески поддерживала родственные связи с ними.

Чтобы прокормить семь детей, бабушка Пернекуль после военной карьеры мужа работала в колхозе, от зари до зари не покладая рук . Пернекуль –апа я помню как слегка полноватую бабушку, мягкосердечную и добрую. Даже когда ей приходилось прикрикнуть, чтобы остановить наше озорство, у нее это получалость благодушно и совсем незлобно. Была очень гостеприимна, до сих пор соседи и друзья ее сыновей вспоминают ее широкий дастархан.

Умерла рано, в феврале 1984, через семь месяцев после смерти моего отца, может от тяжелого физического труда крестьянки, может, от горя утраты старшего сына.

Борис-ата, работая в райсобесе, был в составе «народного контроля» райисполкома. Как я уже говорил, дед был абсолютно немногословен и очень скромен, может даже чересчур. Кажется, иные дельцы-нувориши даже посмеивались над его излишней скромностью.

Когда в автокатастрофе погиб мой отец, при правильном подходе к нужному человеку можно было без проволочек получить полную страховку. После похорон, сорока дней, едва оправившись от тяжелой утраты моя мама пошла к деду, мол, вы уважаемый в районе человек, подойдите и попросите кого надо. Дед пошел, а тот, зная бескорыстие и принципиальность деда в таких вопросах, не посмев требовать в открытую определенную мзду, витиевато отклонил просьбу, ссылаясь на всякие возможные и невозможные пункты. В итоге, после череды сборов всяких бумажек, месяцев через 5, выдали накопленную сумму, которую мама добавила на могильный памятник отцу.

Еще один случай. У нас в селе был один магазин, вещи там импортные, джинсы, кроссовки, куртки и прочее красивое барахло. И цены довольно приемлемые, но для сдатчиков сельхозпродукции. Мясо, шерсть, молоко, яйца и т.д. нужно было сдать по госзакупочной цене за копейки, бонусом шла возможность отовариться импортом. Мы быстро росли, выбор одежды в обычных магазинах был скуднейший, по крайней мере на прилавках. Мама опять к деду, дескать, поговорите, вы же в народном контроле работаете, сходите в тот магазин, внуков возьмите приодеть. Мы с дедом встретили там лыбящегося успешного завмага, хозяина дефицита, лучшего друга советской и партийной местной элиты, который начал наигранно-заискивающе разжевывать о важности выполнения продовольственной программы, мол, сдайте мяса по рупь-тридцать и тогда приходите. Короче, было решено купить бычка, откормить и сдать. Что и было сделано. И вещи эти мы с братишкой носили деликатно, складывали аккуратно))).

Дед очень много ходил пешком, выйдя на пенсию каждое утро ходил в центр купить свежих газет, хлеба и кефира. Чуть позже, когда стали продавать кумыс, добавилось ежедневное кесе терпкого с кислинкой напитка. Обходя старых друзей и родню по Белым Водам, Черноводску и Кызыл-Кыстау транспортом практически не пользовался – только пешком и при любой погоде. Помню, в первый год отдельной от родительского дома жизни мы с женой опешили, когда в наш новый недостроенный дом под проливным дождем пришел Борис-ата, а это пять километров. Пришел, развесили его плащ и шляпу, посидели, попили чаю, и едва дождавшись как немного просохнут вещи, дед заторопился в обратную дорогу, мол внук со школы придет, искать деда будет.

Умер в возрасте 81 года, практически до конца пребывая в хорошей физической форме.

Боевые награды деда были в большом доме, где с ним жил младший из сыновей, мой дядя. После смерти деда у него семейная жизнь пошла наперекосяк, жена собрала все пожитки и детей и уехала к своему влиятельному брату из УВД в город. Во время очередной попойки мой дядя по совету собутыльников решил продать ордена и поехал хмельной на Озеро. Там блюстители порядка забрали все дедовы ордена и карманные деньги, оставив дяде монеты на обратную дорогу.