Добавить новость
Шрифт:
bolatbol 31 Января 2015 в 23:03:15
Вернувшись к своим грядкам мы продолжили ежегодную битву за урожай. Вечерело, и на наши намеки по поводу окончания рабочего дня преподаватели не реагировали. Те достижения социализма, о которых невнятно докладывал 24 съезду КПСС дорогой Леонид Ильич, видимо не дошли еще до отдаленных уголков нашей великой Родины. Нормы охраны труда, ограничения детского труда - все это, согласно информационных передач, касалось развивающихся стран Африки и Латинской Америки. И правда, ощущение того, что кому-то в Зимбабве хуже, придавало сил.
Наконец, на закате нам разрешили сдать собранное и двигаться по направлению к баракам. 3 км. бодрого шага в наступающих сумерках и ты уже в кровати с гудящими от усталости ногами. Придя в себя, пошли умыться, набрали чая из титана, взяли хлеба, от макарон или шлангов отказались. Сидеть на холодной скамье за пыльным столом не хотелось, пошли ужинать в барак. Расположившись удобно на кроватях со сладким грузинским чаем (дешево и сердито, по-советски) я, мои друзья Саня, Нурик и Славик начали держать совет, потому что итоги дня в кг. были позорны.
- Утром хлопок был сырой, тяжелый. Завтра, давайте пацаны, сразу после завтрака бежим на поле и затариваемся хлопком, - предложил Саня.
Возражений не было, вышли прогуляться в соседний парк. На земле по колено лежал слой кленовых листьев. Сгребли их сапогами в кучу, подожгли, костер получился жаркий и веселый. Нагребли себе лежанки, улеглись вокруг огня. «Жить хорошо!» - сказал я слова Моргунова. «А хорошо жить еще лучше!» - поддакнул Нурик.
Утром на линейке нас обозвали лодырями и бездельниками, привели в пример обычную с виду девочку, собравшую норму, что придало нам сил и уверенности. Сразу по окончании публичного позора мы неслись впереди колонны. По дороге ограбили наиболее богатые кусты и пришли на свои грядки с увесистым мешком влажного от росы хлопка. Но дальнейший сбор сопровождался трудностью. Мокрые руки мерзли, пальцы не слушались, синели и потому приходилось подолгу простаивать, отогревая их в карманах. Рекорд сбора мог не получиться. Когда же пригрело солнце, хлопок в мешках подсох. Весовщик приезжал ближе к обеду и вопрос хранения собранного урожая имел место быть. Инициатор нашего трудового подвига Саня решил проблему, сгоняв за водой и залив в каждый мешок по литру. В дальнейшем, на подборе грязного хлопка, мы научились его «солить» мокрым песком и камнями до удвоения веса, и проблем с результатами больше не было. Конечно, весовщик Ахмед орал, особенно когда ему на ногу падал камень из вытряхиваемого мешка, требовал списать несколько кг., что вызывало наше возмущение. Этот Ахмед зорко следил за интересами государства, на первый взгляд. Но когда в мае в школу заявился следователь и вызывал нас по одному в класс, все с ним стало не так прекрасно. Нам показали ведомость с нашими фамилиями, суммами в сотни рублей и поддельными подписями. Кто-то не хило наварился. Наш «облико морале» еще более укрепился в убежденности, что не стоит играть в азартные игры с государством.
После недели недостаточно сбалансированного питания начала сказываться нехватка микроэлементов и витаминов, проще говоря, постоянно хотелось жрать. С поля завалились сразу в единственный в колхозе продмаг. На полках красовались красиво расставленные рыбные консервы, на столе по виду уже прописались залежалые каменные печенья и такие же конфеты. Среди этого разнообразия увидели новинку – зеленый лимонад «Тархун». На оставшуюся после курения в первые дни убийственного «Дюбека», который надолго отбил тягу к табаку, на эту мелочь взяли этот лимонад, пару пачек вафель и заморили червячка. Перед ужином, не вызывавшем доверия, Нурлан предложил сгонять на соседнее поле за кормовыми арбузами. Кто-то угощал нас местным деликатесом для увеличения надоев крупного рогатого скота. Бело-розовый цвет не внушал ничего хорошего, но безвкусная масса прекрасно забивала желудок и на какое-то время дарила ощущение сытости.
Через две недели семейных учителей сменили другие и привезли посылки от родителей или по-современному, гуманитарную помощь. Все вскрыли одновременно. Вот когда я первый раз увидел и попробовал намазать на сладкое печенье варенье, сверху сгущенку, закусить зефиром и запить все тем же сладким чаем. Жизнь стала лучше, жить стало веселее. Единственный, но жирный минус – поход в туалет. Проснувшись среди ночи и понимая, что до утра не дотерпеть, нехотя одевал штаны, нырял босыми ногами в сапоги, обходил снаружи бараки и удобрял землю-матушку солями и минералами. Мысль идти в кромешной темноте, по морозу в туалет даже не рассматривалась. Но на обратном пути я чуть убился, спеша заскочить в теплоту барака и наткнувшись подбородком на натянутую девочками между столбами бельевую веревку. Однажды, не желая шарахаться среди ночи одному, я попытался разбудить соседа по койке, на что он спросонья ответил: «Подожди, я кучку соберу». «Хорошо я успел уже сдать, прежде чем проснулся», - подумал я.
Девочки начали плакать, скучая по дому. Их начали увозить родители, пацаны бежали сами, сменные учителя их возвращали, они снова уезжали. Остались настоящие комсомольцы и комсомолки, верные заветам великого Ленина. На 7 октября, день Конституции СССР, нам обещали двойную оплату, и мы чуть не надорвали задницы, таская тяжелые мешки.
Дни становились короче, вечера длиннее и нас стали водить в кино. После той грязи, в которой мы постоянно вращались, оказаться в чистеньком фойе колхозного клуба, это что-то. Со стен на нас смотрели народные артисты, в зале мягкие кресла после скамеек, третий звонок, свет, постепенно гаснущий, все это было так знакомо и непривычно. Посмотрели какой-то добрый советский фильм ни о чем, вернулись и забыли.
Но клуб оставил приятное впечатление. Колхозный художник неплохо рисовал афиши, и у нас неожиданно проснулась тяга к цивилизации. На следующий день я уболтал Санька сходить в кино на какой-то «Случай в квадрате 36-80». Судя по афише это было интересно. Уходить с территории было нельзя, делали это незаметно.
В клубе, оказалось, работает библиотека. Добрая библиотекарша разрешила нам почитать свежую газету «Южный Казахстан». Из нее мы узнавали, сколько нам осталось собрать, было около 94%, в день прибавлялось по 0,2, но хлопок на полях кончался. Зашли на фильм, снова кресла, звонок, свет. Но фильм оказался на любителя, на самом интересном месте кадр останавливался, пленка красочно плавилась, загорался свет и начинался свист, улюлюканье и крики «Сапожник!». Кое-как досмотрев, мы вернулись в барак. Все спали, поднялась голова нашего учителя Наримана:
- Где вы ходите?
- В туалете были.
- 2 часа в туалете?
- Так запор, после этих шлангов.
Нариман что-то пробурчал, и мы завалились спать.
Часть 1
Часть 2
Часть 3
Часть 4
Часть 5
 |
 |
Комментарии, по рейтингу, по дате
Норму я собрать ниразу несмог, трудились на подборе после комбайнов, тоже на линейке объявляли, что норму всегда делала девочка одна. Но помоему это вранье, или приписка или ложь для поддержания духа. Верить в возможность сбора нормы перестал через 3 дня.
Цитата: Софруджу от 01.02.2015 06:25:06
Навигатор, вот поскольку Вы не были на хлопке с 12 лет, не пахали с темна до темна в детском возрасте, не возили с хлопка вшей и разные инфекции из-за жуткой антисанитарии (у нас одна девчонка даже тифом заболела), пока местные работали на своё хозяйство и жили в тепле и чистоте, то и минусуете рассказы об этом. А видели, так не минусовали бы
Навигатор, вот поскольку Вы не были на хлопке с 12 лет, не пахали с темна до темна в детском возрасте, не возили с хлопка вшей и разные инфекции из-за жуткой антисанитарии (у нас одна девчонка даже тифом заболела), пока местные работали на своё хозяйство и жили в тепле и чистоте, то и минусуете рассказы об этом. А видели, так не минусовали бы
Какая Вы у нас мнительная! Это поэтому Вы заминусовали мой коммент касательно латиницы?))) Минусовал я коммент, где Вы необоснованно обзываете сельских жителей, а не за выражение иной точки зрения!
Я не собирал хлопок в 12 лет, но собирал кормовую свеклу, лук, виноград на полях совхоза. И так же работал в поле с утра до вечера. И личную гигиену никто не отменял. Это вы городские, привыкшие принимать ванну с горячей водой, попав в полевые условия завшивели и заболели. Приходя с поля мы меняли одежду, умывались холодной водой и уже потом садились за стол с едой. Сырую воду пили, но никто не болел, наверное организм привыкший был. Откуда в провинции централизованное водоснабжение, не говоря уже про канализацию. Все это было во времена любимого вами СССР, когда колхозники не могли покинуть свой колхоз и были на правах крепостных. А в городах жили Вы и вам подобные, которые и сейчас не скрывают свое отношение к сельским фразой "понаехали". Вы как женщина не всегда можете сдержать свои эмоции, и из Вас иногда прорывается настоящая сущность.
А то, что местных на полях не бывало.Детьми прикрывались, которых содержали в бараках без минимальных условий. - то правда Хоть для женщин, хоть для мужчин. Сами-то так не жили
Тем не менее на хлопке был порядок и дружнее как-то.
А то, что местных на полях не бывало.Детьми прикрывались, которых содержали в бараках без минимальных условий. - то правда
Я подозреваю, что местных сельских нарочно не подпускали к вам, чтобы не ранить вашу тонкую городскую душевную натуру. Четверть века уже прошло, а детские обиды и комплексы до сих остались)))
А если быть серьезным, сельские дети в отличии от городских, которых привлекали только на подбор хлопка, участвовали в полном цикле хлопководства. Начиная с прополки, чеканки вплоть до уборки хлопка. А на сбор хлопка привлекали не только детей и студентов, но и целые трудовые коллективы врачей и учителей. Техники наверное не хватало, уборочная страда ведь короткая была. Хотели собрать быстро и много и дешево))) ИМХО!
Странный(-ная) вы Софруджу, за крым потеете, а край родной навек любимый где хер найдешь еще такой, на, мягко говоря, хуях таскаете. Двойные стандарты, не иначе.
но ведь это было так давно... почему столько жара перца и копоти в ваших словах? Может быть что то такое особенное из того времени не дает Вам покоя? Давайте поговорим об этом, не стесняййтесь Софруджу, ну же. Может быть помогу Вам.
Quote:
– «Уважаемый товарищ бригадир!
Я, пожалуй, не стала бы Вам писать, если бы не самое серьезное беспокойство за судьбу моего единственного сына.
Вчера я получила от него письмо, из которого узнала, что он два дня болел и с высокой температурой лежал на сырой соломе в дырявой палатке.
Меня уже не удивляет то, что разносторонне одаренный мальчик занимается работой, мягко выражаясь, не совсем интеллектуальной. Меня удивляет невнимательное и, если говорить прямо, бездушное отношение к моему сыну со стороны товарищей и с Вашей стороны в частности. Неужели нельзя было вызвать врача и обеспечить больному нормальный уход? Уж Вам-то следовало об этом побеспокоиться не только из простого человеколюбия (об этом я даже не говорю), но и потому, что Вас к этому обязывает положение руководителя и, как я понимаю, воспитателя своих подчиненных.
Безотносительно к своему сыну хочу Вам сказать, что, на мой взгляд, человек, который пренебрег личным благополучием и всеми удобствами, с которыми было связано его пребывание в Москве, достоин всяческого уважения и внимания. Но немного можно сказать хорошего о людях, которые оставляют своего товарища в беде.
Если Вы пожилой человек и если у Вас есть дети…»
– Ну ладно, – прервал чтение Гурий Макарович. – Тут дальше про мэнэ. Неинтересно. – Заложив руки за спину, он заходил по палатке. – Вот я тут шось ничего нэ понимаю. Якась болезнь…
Впрочем, остальные этого тоже не понимали.
– Про кого це? – удивленно спросил Микола.
– Про кого? – Гурий Макарович сощурился. – А про тэбэ.
– Про мэнэ? Та вы чи, здурилы, чи шо? – Микола даже засопел от негодования.
– Ну а про кого ж? Бач, тут напысано насчет температуры. В кого была температура? В тэбэ. Значить, про тэбэ и напысано.
Микола засмеялся, и всем стало весело. Все тоже засмеялись.
– Шо смиешься? Тут ничего смишного нэма.
Микола хотел обидеться еще пуще прежнего, но Гурий Макарович незаметно подмигнул ему.
– Эх, Мыкола, на шо ж так матир волноваты? Ну хай тэбэ температура, погани товарыши – промовчи. Нэ всэ ж трэба матери пысать! А що до нашей роботы, то як тут про нэи напысано? – Гурий Макарович заглянул в письмо. – Не-ин-тел-лектуальная? Це так. Робота у нас неинте… ну, в общем, нэ така, шо и казать. Но шо робыть? Всэ одно комусь надо и сиять хлиб, и убирать. Вот, може, колы диты наши та внуки повырастають, вывчаться, словамы заграничными, як ты, Мыкола, будуть балакать, тоди… тоди, може, и жизнь друга будэ. Може, и так будэ, шо нажмэшь кнопку – посиялось, нажмэшь другу – убралось, а третю нажмэшь – так и булка в роти… З кремом там, чи з повыдлой… Но зараз такого нэма. Нэма.Вот и прыходыться нам в зэмли отой колупаться. И робота у нас неинте, и сами мы неинте. Общем, гусь свыни нэ товариш
http://tululu.org/read64719/27/