Недавние воспоминания о хлопке сподвигли меня на эссе, или очерк, наброски повести или даже романа. Чем черт не шутит? Не замахнуться ли нам на Вильяма, нашего, Шекспира, так сказать? Верю, наступит время, когда любители похоронят профессионалов. Итак, начнем.

В конце сентября нам, ученикам 8 классов, наконец-то объявили тревожную весть: «Завтра утром все с вещами в школу». Вещи – это целый мешок, с одеялом, подушкой, простыней, чашкой, кружкой, ложкой, сменной одеждой. По советам бывалых посуда должна быть небьющейся, то есть железной, желательно небольшой тазик и литровая кружка. Специально сшитая любящими матерями по такому тяжелому случаю из плотной ткани сумка со стягивающимся веревкой верхом обеспечивала посуде в полевых условиях относительную чистоту. Наиболее хитропопые подушкой себя не утруждали, в первый же день бежали на поле, набивали наволочку хлопком с семенами и как-то спали. Не удивлюсь, если кто-то из них стал потом йогом.
На следующий день наиболее сознательная часть старшеклассников, то есть дети пролетариев и простых служащих, с некоторыми исключениями, собралась во дворе школы. Вроде не война, птички поют, небо голубое, но вид у нас был устрашающий. Большинство, независимо от пола, в кирзовых сапогах, в ватных фуфайках, на пацанах кепки или «петушки». В таком виде хочется сидеть на корточках, часто сплевывать и говорить за жизнь. Что конечно же имело место быть. Но подали автобусы, любезно снятые с городского маршрута «Икарусы». Мы закидали заднюю часть мешками, на них уселась наиболее одиозная часть пацанов с гитарами, и мы всю дорогу ехали под блатными мотивами. К сожалению, через неделю-две все они бежали домой, не вынеся испытаний. А может быть потому, что это круто – Побег. Романтика, однако.

Вскоре к нашим трем автобусам присоединились автобусы других школ, ГАИ возглавил колонну, и мы 6 часов добирались в южные районы нашей необъятной области. Наконец нас подвезли к нашим баракам. Барак – это такой типа дом с дверями от сарая, зоновскими окошками под потолком, печками в каждой комнате. Нам, пацанам 8-ых классов, выделили средний барак с десятком железных двухъярусных кроватей. Матрасы, как ни странно, были, но за год ожидания на них скопилась сантиметровая пыль. Мы быстро заняли места, бросили на них мешки и принялись выбивать матрасы, стелить постели, обустроились, короче, и пошли обозревать окрестности.

Богатый колхоз оказался, у всех голубые ворота с белой окантовкой и машина за ними, что было тогда редкость. Местные особо не перерабатывали, улицы были асфальтированы, был клуб, магазин, и за что они с нами так в плане создания условий, было не понятно. Мылись мы и мыли посуду (а терли глиной из под ног) под горизонтальной трубой с просверленными отверстиями. Вода во избежание ночного замерзания текла всегда, ее было тогда много и не жалко. Ели мы на свежем воздухе в любой мороз или там дождь. То есть вопрос закаливания молодежи Партия и правительство ставило тогда во главу угла, что не может не удручать. Во дворе колхозниками был любезно сооружен навес, крытый полиэтиленом, воздвигнуты два стола из шестиметровых досок, по краям неподъемные скамьи. Две поварихи-старшеклассницы во главе с учительницей, а также кочегар-одноклассник (что оказалось очень полезно в голодную пору) на скорую руку сварганили нам ужин. С любопытством мы позволили наложить нам в чашки куски из макарон, уселись плечом к плечу друг напротив друга, ткнули ложками в тесто, не ахти, надо привыкать, пока незаметно вывалили в емкость для коров, зато напились сладкого чая.

После этого разбрелись по баракам, послушали песни про веселых мертвецов и зарубленную топором девочку, «Костер» и «Поворот» предателя Макаревича. Но шабашу пришел конец, отключили свет и приказали спать. Но в первый день разве уснешь, столько впечатлений. В темноте хорошо послушать страшные истории. Когда все напугались, а кое-где послышался храп, решили накрасить зубной пастой. Погрели тюбики в руках и два храбреца поползли в соседнюю комнату. Дверей к девочкам не было, висела занавеска. Там поднялся визг, спавшая с ними и охранявшая их непорочность учительница пинками выгнала хулиганов. Что тут делать? «Велосипед»! Подобрались к спящему лучшему другу, вставили промеж пальцев ног бумажку, подожгли, но тот проснулся и фокус не удался. Все насторожились, никто не спал. Только глубоко ночью удалось поджечь соню, и тот неделю хромал на радость всем.

Рано утром включили свет, и пинками по дверям барака и криками дали понять, «Подъем!». Помылись под трубой, кочегар из огромной консервной банки наложил джема на куски хлеба, поели, попили, крик: «Все на линейку!». Выстроились по классам, нам раздали фартуки типа «кенгуру», объявили норму в 40 кг и погнали на поле.

Наступила золотая пушкинская осень, тудыть ее в коромысло. Около колхозных домов сладко пахло навозом и дымом, мимо проезжали смешные трехколесные трактора, огромные комбайны и «Москвичи», на которых местные ехали на поле. Мы же лебединым косяком, гремя посудой, потянулись к удаленному, доверенному только нам участку. Там местный пацан лихо прорубил кетменем секции, нам раздали по грядке, научили собирать или выдергивать из коробочек хлопок и пошла работа.

Спине пришлось не сладко, разогнуться иногда удавалось с трудом. Тут, конечно, посыпались вопросы. Почему не убирают комбайном? Рядом проходили комбайны, быстро набирали бункеры и загружали в тележки. Но оказалось, собираемый ими хлопок получается низкого качества. Шипы на вращающихся барабанах, цепляя хлопок, рвут волокно и нить в последующем производстве легко рвется. И собирают комбайны не весь хлопок. Много осыпается, часть коробочек открывается позднее. Тогда я предложил построить большой самоходный пылесос и втягивать все что можно. Мы видели такую стационарную установку для очистки хлопка от веток и мусора. Оказалось, это очень дорого, много солярки уйдет на всасывание хлопка. Дешевле возить детей и работяг с предприятий, платить им копейки. Но у взрослых сохранялась зарплата, и энтузиазма в сборе они не проявляли. Нас же заставляли работать от зари до зари, от темна до темна. Это вам не сидеть на уроках, дорогое нынешнее племя.

В первый же день я поставил другу шишку кураком, нераскрывшимся бутоном хлопка, крепким и тяжелым как камень. Долго потом убегал и получал по спине этими орешками. Нам строго запретили кидаться, пришлось собирать. Набрав полный фартук, я торжественно пошел сдавать в закрома Родины свою лепту. Оказалось, всего то шесть кило. Настрой резко упал и стабилизировался на среднем уровне, работать надо было много и без шансов на медаль. Слова директора о том, что сдав норму можно отдыхать на все четыре стороны воспринимались как милая шутка. Жара давала о себе знать. Емкости с водой располагались по краям поля, шагать по грядкам приходилось не слабо. Там из прикованной цепью железной кружки (берегли все-таки народное добро) напиться теплой воды и ковылять обратно. Зато спина отдыхает, свежий воздух, прекрасный вид на безбрежное поле со стоящими буквой «Г» школьниками и торчащими учителями-надзирателями.

В обед привезли обед, или первое и чай. Пришлось топать за сумкой с посудой, потом к автобусу, набрать всего и есть с земли. Удобнее всего лежа на мешке, в тени кустов. Чувствуешь возвращение к корням и презрение к цивилизации. Никаких тебе вилок, ножей, салфеток, даже руки иногда не мыли, то воды нет, то очередь к ней, вытер об фуфайку, посмотрел на них для проформы и за хлеб. Потом помыл чашку чаем, вытер хлопком, закинул в сумку и дремать, давая спине потрескивать от удовольствия.
Но счастье долгим не бывает. Зычный голос директора поднимает из кустов тела и ставит четвертой буквой алфавита.

***

Часть 1
Часть 2
Часть 3
Часть 4
Часть 5